По стопам инквизиции
В
В
Обычно апофеозом судебного процесса считается приговор. В«Сколько дадут?В» — волнуется публика, и все понимают, что речь идет о преступлении и наказании. А если, например, тень преступника будет записана в соучастники преступления, совершенного, таким образом, преступной группой и по предварительному сговору, то всех больше будут интересовать аргументы обвинения, а не решение суда.
В
Примерно такая же ситуация сложилась на процессе по делу Юрия Самодурова и Андрея Ерофеева, которым в понедельник 12 июля в Таганском суде Москвы был вынесен обвинительный приговор. Нет, конечно, самих подсудимых очень волновал итог — посадят их или оштрафуют. Но публика все пыталась понять — за что? В чем их обвиняют? В чем они виноваты?
В
Юрия Самодурова и Андрея Ерофеева обвиняли по статье 282 УК РФ в разжигании религиозной вражды в связи с организацией ими выставки В«Запретное искусство-2006В». В экспозиции этой выставки, проходившей в 2007 году в Музее им. Сахарова (которым и руководил тогда Юрий Самодуров), были представлены работы современных российских художников. Годом раньше они были предложены разным московским выставочным залам, но не были разрешены к показу художественными советами или директорами.В Заведующий Отделом новейших течений Третьяковской галереи Андрей Ерофеев загорелся устроить выставку, иллюстрирующую степень цензуры в культурной жизни страны.
В
Степень цензуры выяснили, но степень идиотизма российской Фемиды не предусмотрели. Можно было бы не сокрушаться по поводу пещерного сознания мракобесов из В«Народного собораВ», В«Народной защитыВ» и других псевдохристианских православных организаций, которые подзуживали власти на расправу с чуждой их пониманию культурой. Можно было бы даже не очень сожалеть об удручающем интеллектуальном и общекультурном уровне следователей, прокуроров и экспертов, участвовавших в этом деле. Но трудно смириться с бессмысленностью суда, призванного поставить точку в любом уголовном деле.
В
Все доказательства обвинения приняты судом на веру. Все доказательства защиты отметены. В приговоре так и сказано: суд не принимает во внимание доводы защиты. Святая простота! Как велено, так и думает. Что думает, то и говорит.
В
Не буду подробно останавливаться на анализе самих выставочных работ, В«ЕЖВ» уже писал об этом. Куда интереснее описания того, как свидетели обвинения узнавали о выставке из радиопередач или от знакомых, приходили смотреть экспозицию, а затем, оскорбившись до глубины души увиденным, торопились в милицию писать заявления. Кстати, почти все они написаны как под копирку. Нормальный судья в нормальном суде нормальной страны заподозрил бы фальсификацию доказательств. Но то в условиях нормальности. У нас же все пошло в дело. В уголовное дело. И в приговор.
В
В
Большинство свидетелей обвинения даже не были на выставке, сами ничего не видели, а оскорбились заочно — с чужых слов, по чьим-то рассказам. Это тоже все пошло в дело. Эксперт Энеева, постановившая, что выставка не была художественной акцией и В«под именем искусства было проведено чисто идеологическое мероприятиеВ», самих экспонатов тоже не видела. Она удовлетворилась бумажными копиями. Зато насытила свое заключение многими научными словами, вроде В«дисфорического высмеивания религиозных убежденийВ», не ведая, по-видимому, что дисфория — этого всего лишь сопровождаемое болями и депрессией предменструальное расстройство, и к искусству имеет отношение весьма относительное. Но и это пошло в дело. Теперь российский суд представляется мне универсальной энергетической установкой, способной потреблять любое топливо — сырое, неудобоваримое и вовсе ни к чему не пригодное.
В
За Самодурова и Ерофеева вступилось много людей и организаций. Европейский культурный парламент заявил, что, преследуя Юрия Самодурова и Андрея Ерофеева, власти серьезно нарушают российское и международное законодательство. Группа известных российских художников и деятелей искусства — Илья и Эмилия Кабаковы, Оскар Рабин, Олег Целков, Виталий Комар, Александр Меламид, Эрик Булатов и другие — обратилась к президенту Дмитрию Медведеву с открытым письмом, в котором просят прекратить судебный процесс и снять все обвинения с организаторов выставки. Известный галерист Марат Гельман объявил, что намерен повторить в своей московской галерее выставку В«Запретное искусство-2006В», если суд признает Андрея Ерофеева и Юрия Самодурова виновными в разжигании религиозной розни. По его словам, выставка откроется на следующий день после вынесения приговора, если приговор не будет оправдательным. В защиту подсудимых выступил даже министр культуры России Александр Авдеев, заявивший, что В«общественная оценка выставки должна быть морально-этической, а не судебнойВ».В
В
Ничего не помогло. Отказаться от обвинения — это как всему государству вдруг сразу потерять лицо (или что там у него на этом месте?). Государство — все, справедливость — ничто. Тем не менее, приговор оказался мягче, чем ожидали. Прокурор требовал по 3 года лишения свободы каждому из подсудимых. Оцените: в Туве этой зимой инспектора ДПС Борбака-оола Баира, убившего школьника и ранившего его подругу, приговорили к 1 году и 3 месяцам лишения свободы. А тут за организацию выставки — по 3 года! Вот она была бы, справедливость по-вертикальски! Но не прошло. Слишком велико внимание к этому процессу. Неудобно все-таки. Поэтому судья ограничилась штрафом — 200 тыс. рублей для Самодурова и 150 тыс. для Ерофеева.
В
Вероятно, суд вынес политически взвешенное решение. Церковные мракобесы и ревнители государственности должны быть удовлетворены самим фактом вынесения обвинительного приговора. Цивилизованная публика должна обрадоваться относительной мягкости наказания. Справедливость здесь ни при чем. Суд не место для выяснения истины.
В
Судья Светлана Александрова, обливаясь потом, в маленьком душном зале судебных заседаний, битком набитом журналистами и заинтересованной публикой, читала свой приговор два с половиной часа. Монотонным голосом она зачитывала десятки страниц, из которых было совершенно невозможно понять, кто и в чем виноват: художники, написавшие эти картины; организаторы выставки или пресса, рассказавшая читателям, слушателям и зрителям об экспозиции в музее Сахарова. Это был диковинный документ. На каждом шагу встречались такие выражения, как В«оскорбление чувств православных верующихВ» и В«страдания зрителейВ», увидевших картины на выставке. Впечатление полного абсурда не покидало меня в течение этих двух с половиной часов. Публика томилась, переминаясь с ноги на ногу, не рискуя, однако, совсем выходить из зала, дабы не потерять с трудом отвоеванное место и не пропустить самое главное.
В
Где-то со второго часа я, как и все остальные, потерял интерес к бессмысленному повторению в приговоре однообразных показаний безумных свидетелей обвинения. Меня занимала лингвистическая загадка, заданная судьей. В приговоре она указала на матерное слово из четырех букв на одной из картин, но из скромности не произнесла его вслух. Все оставшееся время, до заключительных строк приговора, я пытался понять, что это за слово, но так и не догадался. Приговор оказался с загадкой.
В
Между тем, за окном слышались песни хоругвеносцев, молящихся о ниспослании погибели Самодурову и Ерофееву. Однако и приличная толпа сторонников подсудимых стояла перед дверями суда, ожидая приговора. Когда мера наказания была объявлена и подсудимые вышли из здания, атмосфера накалилась. Мракобесы были удручены столь мягким наказанием и не скрывали своего разочарования. Во дворе суда вспыхивали ожесточенные дискуссии, которые с удовольствием снимали на свои камеры телевизионщики. Однако до драки не дошло. Может быть, потому, что численный перевес был явно у сторонников свободы и культурного многообразия.
В
Самодуров и Ерофеевым намерены обжаловать приговор. Вряд ли справедливость восторжествует. И уж точно, у многих в мире еще больше укрепится мнение о России как о варварской стране с инквизиционным правосудием и убогой религиозной жизнью. Что, может быть, и не вполне верно, но благодаря блистательному В«таганскомуВ» правосудию становится общим местом.
