Вчера мы похоронили нашего друга Олега Бебенина – человека, который руководил самым популярным оппозиционным сайтом Беларуси В«Хартия’97В». Его нашли в пятницу на даче под Минском с веревочной петлей на шее. За трое суток – от смерти до похорон – журналисты успели выстроить с десяток версий. Впрочем, ни одна из них не соответствовала официальной, озвученной прокуратурой версии самоубийства. В это никто из друзей и коллег Олега Бебенина не поверит никогда. Это было убийство.

Коллеги рассуждали о том, кто дал приказ убить Олега и почему. Версии звучали разные. Говорили о бывшем главном белорусском палаче Шеймане, который, будучи изгнанным из власти в момент первых (и последних) целомудренных объятий Лукашенко с Западом, мечтает во власть вернуться и руками малокалиберных палачей наносит удары по репутации Лукашенко, исправить которую может только он, вернувшись в Совбез. Говорили о внутренних разборках силовиков, которым нужны жертвы, причем лучше бы из журналистов, потому что тогда и скандал будет посерьезнее. Говорили о начавшейся кампании запугивания перед президентскими выборами.

Все эти версии имеют право на существование, но я о другом. Конечно, важно установить, кто, когда и как это сделал. И мы будем искать, рыть носом землю, пытаться понять, с кем у него была назначена встреча в прошлый четверг, когда он исчез из поля зрения, а нашелся лишь на следующий день в петле. Но, боюсь, ответ на вопрос будет найден только после смены власти. И сегодня надо говорить о другом: кто бы лично ни приложил руку к убийству Олега, это сделала власть. Белорусское государство, давно утратившее все – достоинство, дружбу с соседями, уважение собственного народа – и сохранившее лишь способность убивать. В этом его – государства – единственное силовое преимущество перед нами. Мы убивать так и не научились. И не хотим. Впрочем, не исключаю, что это все-таки не преимущество, а слабость. Патроны рано или поздно заканчиваются. А чаще – до предела заряженное оружие выбивают из рук именно безоружные.

В 

Все, что нас не убивает, делает нас сильнее. А все, что убивает, делает слабее наших близких. Покончив с нами, палачи всех мастей начинают добивать наши семьи. Они декорируют место преступления не просто под самоубийство, а под поганое самоубийство, как в случае с Олегом. Причиной смерти они назвали В«мягкое удушениеВ». На даче, куда он непонятно как попал, не было никаких следов человеческого пребывания, но зато на столе гордо стояли две пустые бутылки из-под В«Бальзама белорусскогоВ» и пустая рюмка. Причем чистая. Если вы никогда не пробовали это пойло, то и не пытайтесь. Его в Беларуси не пьют даже горячие почитатели всевозможных плодово-ягодных напитков. А уж если вам доведется выпить две бутылки, повеситься все равно не получится (тем более В«мягко удушитьсяВ» – это ведь значит, что человек должен медленно, точными движениями затягивать петлю на собственной шее) – вы умрете раньше. Впрочем, вы это все равно не выпьете. Организм отторгнет.

Бутылки из-под жидкости, которую не пьют даже бомжи, и объявление именно этих бутылок причиной самоубийства – это унижение уже не Олега, а его близких. Нажрался дряни и повесился – это вам не трагически погиб. Алкаш, эгоист (детей сиротами оставил) – и вообще у них там в оппозиции все такие.

Убийство журналистки Вероники Черкасовой шесть лет назад было обставлено уже не как суицид, но зато как кровавая бытовуха. Сорок три ножевых ранения – это не хуже В«Бальзама белорусскогоВ». И доблестные правоохранители тихо нашептывали: легкомысленная дамочка впускала в квартиру кого попало, вот и поплатилась. А потом ее родителей и вовсе добили, заявив, что главный подозреваемый – шестнадцатилетний сын Вероники. Потом, правда, признали, что ошибочка вышла, но то, что довелось пережить родителям Черкасовой, я даже боюсь себе представить.

И близкие убитых, вместо того чтобы тихо скорбеть, вынуждены защищать доброе имя погибших и орать во всю глотку В«все не так!В». На это иногда уходит целая жизнь. Но они ее все равно уже не замечают.

Убийцы, вдохновленные государственной охранной грамотой, вторгаются в наши города, заселяя их мертвыми. Мы тратим время на то, чтобы выстроить версии и ответить на вопрос, кому выгодно (а вдруг – кому-нибудь другому?..), не понимая, что наши смерти им выгодны всегда. В городах мертвецов не бывает революций. Там вообще ничего не бывает.В 

Олег Бебенин прекрасно понимал, что нужно гнать сволочей, в какую бы форму они ни рядились, какими ксивами бы ни размахивали, из наших городов. Он считал, что до победы осталось совсем немного. Что мы победим уже будущей зимой – осталось только сделать последнее за шестнадцать лет усилие.

Конечно, победим. Теперь уже и для того, чтобы не было стыдно перед Олегом. Я не владею компьютерными программами вроде В«ФотошопаВ», но готова научиться. Хотя бы для того, чтобы после победы, когда мы выйдем на площадь, чтобы сфотографироваться на память, вмонтировать в тот снимок лицо Олега. Конечно, в первый ряд.В