Куда ведет кризис культуры. Игорь Яковенко

Называется это по-разному. Цивилизационное отставание, исторический тупик, движение по замкнутому кругу, незавершенная модернизация, не удающиеся либеральные реформы, архаическое традиционное общество. А имеется в виду, что Россия, в отличие от большинства европейских стран, остается страной сословно-авторитарной (до этого феодальной, затем тоталитарной), не способной превратиться в то, что называется современным динамическим государством с современной же социальной системой.

Почему? Что за проклятие не дает нам распрощаться с отвратительным прошлым, которое держит нас в объятиях, не позволяя шагнуть в современность, беременную будущим? Ведь нам всем охота понять, сколько это будет продолжаться, есть ли выход из этой ситуации, по каким причинам она сложилась в столь своеобразную структуру? Поэтому, когда я обнаружил, что участники семинара В«Куда ведет кризис культурыВ» предлагают разные и, главное, интересные варианты ответов на наши вечные русские проклятые вопросы, то мне показалось, что цикл очерков о наиболее актуальных интеллектуальных системах будет интересен читателям В«ЕЖаВ».

Наиболее радикальным и при этом, увы, пессимистичным по отношению к нашему настоящему и будущему мне показалась позиция Игоря Яковенко. Как он только ни называет нашу любимую Россию — и В«вчерашняя странаВ», и архаическая, и традиционная, и не способная к модернизации, и вообще какая-то отсталая. Но нас-то интересует другое: ответ на простой и резонный вопрос, почему мы в жопе? Попробуем разобраться.

Яковенко делит все страны по способам организации. Одни все строят на вознаграждении — как материальном, так и символическом. Другие на репрессии, которая то является синонимом наказания, то насилия. Большинство же находится посередине. Наша Россия, понятное дело, страна с уникально репрессивной культурой, в которой не приживаются либеральные реформы, потому что им противостоит культура традиционного большинства. Не могу не упомянуть, что это большинство автор порой называет быдлом, и этой социокультурной группе посвящена целая статья, написанная Яковенко в соавторстве с другим нашим потенциальным клиентом — Андреем Пелипенко.

Но вернемся к репрессии. Понятно, что репрессия, так или иначе, присутствует в культуре самых разных обществ, но наш автор справедливо отмечает, что репрессия репрессии рознь. Репрессия может носить личностный характер, как в России, и безличностный, как на гнилом Западе, когда репрессии подвергается любой, нарушающий закон, а не тот, на кого указывает перст верховной русской власти. Мир безличного насилия – правовой, мир личностного насилия – бесправный. Для власти важно демонстрировать населению способность к высокому уровню насилия, подвергая ему всех тех несчастных интеллигентов в мире быдла, которые хотели бы видеть нашу общую бедную страну динамично развивающейся и вестернизированной, то есть более похожей на современную и модернизированную. Понятно, что для быдла – власть сакральна и ценится потому, что может осуществлять насилие против вездесущих бояр, когда и как хочет. Но и всегда довольное чужой беде простонародье держит в узде (В«с нами иначе нельзя, а то забалуемВ»). За что, кстати говоря, наш великий русский народ и любит жестокую власть, поскольку знает, что когда власть ослабевает, то начинается хаос. Хаос действительно начинался и после отмены крепостного права, и после первых попыток либерализации в 1905г., и после разоблачения культа личности, и после Перестройки, и сейчас, когда о модернизации просто мечтают и фантазируют люди, призванные снизить уровень общественного недовольства.

Причина же, по которой наш богоносец так любит своих тиранов, скажем, Грозного и Сталина, то есть власть, осуществляющую над ним суровое насилие, очень беспокоит Игоря Яковенко. Он ищет ответ и упирается в проявление глобального стокгольмского синдрома, при котором жертва любит мучителя, ибо так легче переносится страдание. Мол, он меня мучает, а я его лечу своей любовью, кстати, потому что и сам люблю помучить.

Автор много говорит не только о властном насилии, но и о насилии низовом, которое, как мы помним, все возрастает, когда властная репрессия ослабевает. Один из видов низового насилия, на котором делается акцент, это хамство – патентованный способ подавления личностного начала в человеке. Дело в том, что власти в таком сословно-традиционном государстве, как Россия, куда легче иметь дело с нерасчленимой массой, а не с личностью. И именно поэтому так получается, что само подавление личности стало фундаментальной задачей русской культуры. Потому что репрессивность без поддержки культуры является слишком дорогостоящим делом, об этом упоминал еще Пьер Бурдье.

Однако нас все равно не оставляет ощущение, что мы не получили исчерпывающий ответ на вопрос, отчего так все плохо в нашем русском королевстве? Отчего в одних обществах центром культуры являются Камасутра и позы для сексуального удовольствия, в других – гедонизм и радость жизни и потребления, а у нас – кнут, которым наводил порядок далеко не один Петр. Да, пословицы В«кнут не мучит, а добру учитВ», В«кнут не мука, а вперед наукаВ», В«не бить, так и добра нет видатьВ», да, идеал В«кнутопорядкаВ» и В«кнутодобраВ» (вечно цитируемый Павел Солдатов), но почему именно у нас все так, а у других как-то человечнее получается?

Нет, говорит Игорь Яковенко, и у других восточных и сословно-традиционных обществ, вроде мусульманских или африканских, тоже большие проблемы с модернизацией, которая так же противостоит культуре. Увы, такова ситуация с современной модернизацией, что сложные и высокотехнологичные процессы требуют личного начала, системы достижительных ценностей, а не прелестей кнута, способного воспроизводить лишь безмолвное и относительно бессловесное агрессивно-послушное большинство, умеющее, конечно, вручную лопатой строить Беломорканал, а вот для новых технологией не очень подходящее. Именно поэтому все попытки модернизации, начиная с Петра I и кончая В«перестроечнымиВ» потугами, были обречены на провал и действительно провалились. Модернизация требует личности, требует не репрессии, а поощрения – как символического, так и материального. Конечно, у нас это тоже немножко есть, но то, как система тормозит при попытках ее хоть немного реформировать, свидетельствует, что объект модернизации у нас как бы отсутствует, ибо такая культура нам досталась от предков. И как выйти из этого замкнутого круга, непонятно.

По крайней мере, Игорь Яковенко, как и полагается большому ученому, даже не пытается найти выход из безвыходной ситуации. Указать бы болезнь. Кажется, он считает культуру чем-то вроде природного образования, и со спокойной жестокостью констатирует, что все культуры рождаются и рано или поздно умирают. Особенно, если они никак не могут вписаться в процесс создания современного общества. Как сказал по другому поводу поэт, взгляд, конечно, варварский, но верный. Варварский – не потому, что архаический, а как раз наоборот, но приговор от этого не становится менее беспощадным. Или русская культура изменится и перестанет быть основанной на репрессии (что вряд ли), или – прости-прощай – на нашей земле будут жить новые и удивительные люди, плохо помнящие, что такое тройка Гоголя и народ-богоносец Достоевского.

Что-то мне подсказывает, что Игорь Яковенко не питает особых надежд на наше поколение и смотрит на него с лермонтовской печалью; самое неприятное, он, кажется, прав.

В 

Фотография РИА Новости

В 

В 

п»ї