В 

На события в Южной Осетии Кремль реагирует на удивление формально и как-то даже вымученно. Он вообще в кампании принимал участие так, словно давал понять: Южная Осетия — это не Абхазия,В В преемник назначен, результат предопределен, а если даже и случится сбой, то тоже не беда, потому что плохих преемников у Эдуарда Кокойты быть просто не может.

Кремль мог себе позволить роскошь не переживать по поводу выборов.В  Выборы по соседству больше не приносят головную боль, будь то Абхазия или Киргизия — Москва уже не переживает, будто открыла для себя ту простую истину, что чем меньше страдаешь, тем благополучнее результат, и даже ужас перед цветными революциями она имитирует не очень убедительно. После того как амбиции Эдуарда Кокойты остаться на третий срок были обузданы, путаница в вопросе, кто от кого больше зависит, Кокойты от Кремля или Кремль от Кокойты, стала считаться преодоленной.

Но, как оказалось, ошибочно. Югоосетинский президентВ В знает Москву несколько лучше, чем Москва югоосетинского президента.

В 

Непонятно только одно: почему Эдуард Кокойты так переоценил свою удачливость иВ  продолжал верить, что ему удастся убедить Москву в исторической ценности своего третьего президентства.В В В В В Он ведь не мог не понимать главного: того, что инициатором и основным бенефициаром августа 2008 года был именно он, Москва не забыла. И с тех самых пор терпеливо дожидалась момента, когда можно будет безболезненно избавиться от столь беспокойного партнера. Она все знала. Кроме одного: как действенна в очередной раз окажется та простая технология, которую Кокойты с несвойственным ему изяществом повторил по отношению к Москве уже бог знает в который раз.В В 

Кокойты раз за разом добивается одной простой вещи: он вынуждает МосквуВ  решать его личные политические проблемы. Которые он себе успешно создает, ибо его политический стиль другого не предполагал и не предполагает. Первые три года его первого президентства вывели на качественно новый уровень те процессы, которые начались вместе с самой югоосетинской независимостью. Те, кто не был отстрелен после победы, у кого была возможность и кому не повезло быть приближенным к власти и, стало быть, к финансовым потокам, предпочли перебраться к историческим родственникам в Северную Осетию. Те же, кто остался, постепенно вживались в тот единый народнохозяйственный организм, в рамках которого Тбилиси был ближе, чем Владикавказ, грузинский лари имел смысл не меньший, чем рубль, хотя бы потому, что сотовая связь тоже была грузинской, а с окраины Цхинвали каждые 20-30 минут отходила маршрутка в Тбилиси или в Гори.В 

Все это имело вполне политэкономический смысл, поскольку единственной, хотя и достаточно эффективной формой выживания Южной Осетии в то время было ее существование в форме огромного офшора. Трасса, соединяющая Южный Кавказ с Россией, стала шелковым путем местного значения, а знаменитый Эргнетский рынок на границе — вполне по тем временам прозрачной — между Грузией и Южной ОсетиейВ  успешно кормил обе стороны забытой к тому времениВ  линии фронта и служил символом мирного сосуществования. Однако грянула революция роз, Михаил Саакашвили одной из форм наведения порядка в Грузии счел учреждение таможенной дисциплины на рубежах Южной Осетии. Единое экономическое пространство было разрушено, и тогда Цхинвали в лице Эдуарда Кокойты сформулировал Москве выбор со всей прямотой: либо она как-нибудь наказывает тбилисскогоВ  нарушителя офшорной конвенции, либо пусть берет возмещение убытков на себя. Иначе — явственно слышалось в сгустившемся воздухе — в чем смысл нашего братства, нашей общей победы и нашего геополитического единства? И если на подобные вопросы Александра Лукашенко Москва уже научилась отвечать с желчной улыбкой, то здесь все было сложнее, потому что слишком много уже было сказано слов про НАТО, Кавказ и конечно же В«Аль-КаедуВ».

Не надо рождаться политическим провидцем, чтобы понимать, насколько запрограммированной оказалась логика России в Южной Осетии и Абхазии на долгие годы. Но оказалось, что вполне достаточно быть Эдуардом Кокойты, чтобы сделать на этомВ  знании довольно долгую иВ  успешнуюВ  политическую жизнь.В  Кремль обреченно потянулся в расставленную ловушку.

К 2008-муВ  Кокойты эффектно довел Южную Осетию до ручки.В  И только опасность войны, о которой все более неустанно и уверенно говорил Кокойты,В  примиряло подотчетное население с фактом его существования. Оставалось узнать мнение Москвы. Ей сноваВ  был предложенВ  тот же небогатый выбор, и Кокойты знал, что тандему отступать некуда.

За три года после печальных событий Эдуард Кокойты с присущей ему последовательностью сделал с республикой то, что не смогла бы сделать и более серьезная война. Положение президента, которыйВ  вовсе не считал себя хромой уткой,В  казалось еще более плачевным, чем в памятном августе: и тот август, и все, что было после него, пополнило общий счет до критических размеров, а воевать больше было не с кем. Словом, спасти могло только одно: выборы по-российски, или этакая В«Красненькая речкаВ» по-югоосетински, и Кокойты продолжал верить в то, что ему удастся снова уговорить Москву. Возможно, свою звезду он по-прежнему связывал с умением задать простой вопрос про все тот же исторический выбор. Мучительность ответа теперь была усугублена опять же августом, когда любой мог спросить, за что же воевали.

В Но Кокойты на этот раз в своей уверенности не просто ошибся — он ошибся с таким опозданием, что на разработку альтернативной игры времени уже не было.

Сообщив Кокойты о своей непреклонности, Москва, между тем, словно в благодарность, а может быть, из сожаления, позволила ему в последний раз покуражиться. На организацию выборов без своего участия ему был дан полный карт-бланш — с одним-единственным ограничением:В  имя победителя было известно заранее, и свое мнение об Анатолии Бибилове президентуВ  предлагалось оставить при себе. Сказать, что Москва так уж долго и кропотливо подбирала человека, которого представила Эдуарду Кокойты в качестве преемника, было бы преувеличением.В  То, что в других случаях выглядело бы недостатком, в югоосетинских условиях смотрелось политическим идеалом. Не бог вестьВ  какой выразительный политик, без особых амбиций и, судя по всему, политических дарований, не имеющий в республике особых связей, равноудаленный и от Кокойты, и от оппозиции. После своенравного Кокойты о таком человеке во главе такой республики можно было только мечтать.

Задание Кокойты было дано, и в готовности Кокойты это задание исполнять можно было не сомневаться, потому что любой другой победительВ  (гипотезы о победе его личного кандидата не рассматривались по причине всенароднойВ  ненависти к президенту) сулил президенту куда большие неприятности.

Всю эту игру сломало упрямство Кокойты. И егоВ  умение играть до конца. И даже странно, что российское руководство, исповедующее дворовой стиль власти, так недооценилоВ  своего партнера. Во дворе ведьВ  всегда есть не самый сильный и даровитый, но самый отчаянный, знающий, что нужно всего лишь соблюдать на одно правило меньше, чем самый опасный из противников. Если не помогут кулаки, зубы, удар в спину или старший брат,В  поможет камень. Не камень — так нож. Не нож — так что-то еще, и лучше всего правил не соблюдать вовсе, ибо только это может навести на противника необходимый ужас.

Кокойты идет до конца. ИВ  в этомВ  он абсолютно предсказуем, и если кому-то это не очевидно, то лишь по причине слабого представления о том, что значит идти до конца. К тому же в Москве всерьез уверовали в то, что Кокойты защищается.

А он нападал.

В Москве думали, что он будет играть против соперникаВ  назначенного ему фаворита. А он, оказывается, играл против всех.

Москва ведь считала дело решенным не только потому, что верила в победу своего ненавязчивого избранника. Кто бы ни победил, это ей ничем не грозило, потому что любой, кто становился президентом, автоматически становился своим. Ни один из соискателей не могВ  и не хотел того, с чем шел в 2005 году наВ  выборы в АбхазииВ  покойный ныне Сергей Багапш. Там уходила эпоха. ЗаВ  БагапшаВ  проголосовала та Абхазия, которая хотела хоть сколько-нибудь независимых от Москвы продолжений, и этого хватило для победы. А поскольку все это происходило после В«революцийВ» в Тбилиси и в Киеве, Москва увидела в происходившем что-то цветное, и была права.

В 

В Цхинвали ничего похожего нет, и Москва прекрасно знает цену каждому из соискателей. Алла Джиоева честно говорит о себе, что она не ангел, и кто, как не Москва, знает, что ангелов не бывает, особенно в Южной Осетии. Москва не хуже каждого кандидата знает,В  что все соперничество носит исключительно местный характер, все — суета вокруг распила, и если бы нашелся здесьВ  автор хлестких лозунгов, он бы сказал В«Жулики против воровВ», и Южная Осетия бы понимающе улыбнулась — вместе с большинством кандидатов.

Но Эдуарду Кокойты удалось невозможное: он смог придать этому простому действу тот самый абхазский оттенок:В  кандидат Кремля проигрывает, стало быть, это бунт, который надо вместе, как в 2008-м, подавить. Слова о том, что голосовать против кремлевского кандидата — неуважение и неблагодарность, никого не убеждают. Но в республике начинается гражданское противостояние. Ради этого проливали кровь три года назад? — задается вопрос, и задается он, понятно, не своим, которые все знают, а Москве, которая знает не меньше, но ответить не может.В  У нее нет того ответа, который, возможно, уже так хочется дать. Что все эти крапленые карты она знает наизусть с самого 2004 года, а то и раньше. Что она уже догадалась, как в очередной раз провел ее Кокойты, и все заинтригованные зрители ждут ее хода, а хороших ходов, оказывается, теперь нет у нее, а вовсе не у Кокойты, как было принято считать.

И уже не так важно, кто станет президентом и чем вообще все кончится. Это никак не повлияет ни на отношения с Москвой, ни на судьбу выделяемых денег, ни вообще на странную югоосетинскую независимость. Москва проиграла эти выборы не потому, что пожала прилюдно руку человеку, который уступил 16 процентов. Дело в другом: Москву спросили, несет ли она по-прежнему ответственность за все, что здесь происходит? Если несет, то почему не может справиться с Кокойты? Если нет, то что делать с 2008-м?

Москва отвечает неохотно. Где-то даже вымученно.В 

В 

Фотографии РИА Новости

В 

В 

В 

В