После безрезультативных требований отставки Чурова и пересчета голосов, при отсутствии каких-либо видимых признаков ведения переговоров с властью оппозиция уповает на шествие и митинг 4 февраля. Не упоминая В«непопулярногоВ» слова В«революцияВ», к ней все же усиленно готовятся. С другой стороны – и к президентским выборам 4 марта тоже. Как сложится.
Но я о шествии. 19 января организаторы подают соответствующую заявку. Они постоянно говорят о неслучайном совпадении числа и маршрута шествия – от Крымского моста по Садовому кольцу, потом по Новому Арбату и до Манежной площади. Подобное шествие 4 февраля 1990 года закончилось отменой В«шестой статьиВ» Конституции, то есть советской однопартийной системы. (Кстати, первой партией, которая была тут же зарегистрирована, стала ЛДПР.)
Т.е. организаторы этого мероприятия подчеркивают свою преемственность с событиями начала 90-х, когда пал коммунистический строй и, позднее, разрушился СССР. Правда, Путин, на мой взгляд, – не Горбачев, Навальный – не Ельцин, страна и уровень ее сытости иные, и на В«национальных окраинахВ» не рвутся к независимости. Но дело не в этом.
Я все-таки про шествие. А вдруг его не согласуют? Что тогда? Как поступит оргкомитет оппозиции? Пойдет на конфронтацию, расколется на большевиков и меньшевиков? Сколько придет людей на несанкционированное шествие (а мне кажется, что власть в нем – по заказанному маршруту – очевидно откажет)? И каких людей? И главное – что будет делать власть? Решится ли на разгон многотысячного нарушителя ее запрета? И что будет после этого?
Мне кажется, что требование шествия, а не митинга, наращивание протестного движения и давления на власть (которая не может не понимать, что, уступая пядь за пядью, теряет уважение – как уличная банда, не отвечающая на вызовы, которую начинают не бояться и считать слабой) – как говорится, проверка власти на вшивость. С другой стороны, если оппозиция откажется от шествия, это станет уже признаком ее слабости. Точнее, так сочтут те, кто привык сразу наглеть при запахе нерешительности.
Ситуация движется в сторону лобового столкновения. В«Пока еще не поздноВ», может, кому-то стоит очухаться от эйфории, а кому-то – прозреть?
Да, я нервничаю: с одной стороны, целиком сочувствуя оппозиции, с другой, постоянно желая вступить с нею в дискуссию. Ну и, конечно, опасаясь столкновений – уж больно все тихо и мирно пока проходит.
Все понимаю: В«революцияВ» – не пугало, она бывает и мирной (та же февральская в 1917 году), а иного пути просто нет, если власть не гибкая, а режим не подлежит никакой В«модернизацииВ». Но не хочется крови, хаоса... Не хочется В«капричосВ». Известно, что в нашей стране в моде крайности – или застегнутость на все пуговицы, или полная расхристанность.
Может, это обыкновенная, обывательская трусость, а может, что-то другое. Но есть искреннее переживание за страну и есть опасение, что зуд и нетерпение одних, вкупе с беспринципностью и агрессивностью других, приведут к дурному результату.
В«ОппортунизмВ», то есть соглашательство, было ругательным словом у большевиков. Но ведь само по себе оно вполне славное. Нужно договариваться, соглашаться на компромиссные варианты, нужно быть выше напыщенной шпаны и благороднее ее.
Когда Путин недавно ошибочно приписал Троцкому высказывание Бернштейна о том, что В«движение – все, конечная цель – ничтоВ», перепутав сто градусов, при которых кипит вода, с девяноста градусами прямого угла, он, по всей видимости, имел в виду перманентную революцию. А вот как раз немецкий социал-демократ Эдуард Бернштейн предлагал обратное – мелкими шажками, step by step, в рамках возможного, эволюционно, но последовательно добиваться справедливости и улучшения жизни в обществе. Имея в виду, что процесс этот бесконечен, и именно в нем сосредоточена вся мудрость поступательного совершенствования. Этим принципом социал-демократия Европы руководствуется вот уже более ста лет.
А вот в наших учебниках по истории КПСС Бернштейна заклеймили оппортунистом и высмеивали как демагога – типа, как может быть бессмысленным результат? Тем более если получен он не эволюционно-лабораторным путем, а революционным натиском. Так вот может: если он по затраченным средствам напоминает пиррову победу или если отрицательных последствий у него больше, чем положительных.