Лимонов-женщина и Путин как персонаж
Мне без дураков понравилось последнее подробное интервью Лимонова. Оно роскошно. И дело не в том, что поэту, скажем осторожно, в летах обычно трудно даются не только новые, но даже привычные амплуа (качественно повторяться не так-то просто, как кажется), а Лимонову проникновенно удалась роль настоящего цветущего мерзавца, упивающегося своей подростковой мерзостью. Конечно, мне возразят, а разве не разил мерзотностью Эдичка, разве не воспроизводил Лимонов образ талантливого подростка-негодяя и раньше, что и было одним из его главных литературных открытий? Да, конечно, множество раз, но — в литературе. А тут полновесный мерзавец-нарцисс в собственном соку. В той самой реальности, о которой с эпилептической поспешностью писал Достоевский — в невыдуманной реальности, в ничего не стоящем проходном безгонорарном интервью. Раз — и явился, засветился как кинопленка, настоящий матерый человечище. Понятно, что надо поаплодировать интервьюеру, классная работа, но явить свою натуру с такой отчетливостью можно лишь тогда, когда она готова раскрыться. Сладостный женоподобный негодяй, девяностовосьмипроцентный.
Причем, что самое важное, подал себя в полный рост не в каком-то фиксированном поступке, а в стилистическом единстве устной речи. Мне, конечно, хочется цитировать, но я себе не позволю эту роскошь — читать надо от начала до конца, там прелестно все. Или почти все.
Нужно ли уточнять, что Лимонов действительно хороший поэт и стилист, хотя вершин В«ЭдичкиВ» он больше никогда не достиг и теперь уже не достигнет. Что жаль, В«Это я — ЭдичкаВ» — замечательный роман с действительно новым для русской литературы героем, найти которого — большая творческая удача. Лимонов предсказал многое и многих, в частности феномен Путина, потому что при кажущейся разнице в них много общего, самое главное — простонародная ненависть к интеллигенции. Лимонка — кинуть в интеллигенцию! С этого начинался Лимонов-политик. С бунта против умных и образованных. Потому что Лимонов талантлив, но не умен, яростен, но не образован. И образованцев по-детски ненавидит.
Однако еще пару слов о Лимонове-писателе. Есть огромное количество приличных литераторов, неглупых, хорошо образованных и обаятельных людей, увлекательных рассказчиков, тонких, кстати, стилистов, которым своего литературного героя, нового по отношению к сонму уже существующих, создать не удалось. То ли дело Лимонов: не мастер формулировок, далеко не остроумен, выдавать сентенции — не его конек. Зато создать нового героя — честного негодяя-подростка, бесстрашно и откровенно перевернутого отражения классического героя русской литературы — ему удалось. Визитная карточка классического русского литературного героя — благородство и возвышенная порой до отвращения натура: эдакий плохо подстриженный Левин с косой в руках. Эдичка — его полная противоположность, явленная со страстью. Однако правила хорошего литературного тона запрещают соединять воедино литературного героя и автора. В нашем случае ноу-хау в том, что мерзок не герой, а автор. Авторское В«яВ». Мы это, конечно, подозревали, но теперь получили полное и совершенное удовлетворение от совпадения выстрела и мишени.
Нельзя сказать, что Лимонов так уж скрывал свои качества, но прежде он действовал в стиле ленинской формулы шаг вперед, два шага назад. Он никогда не таил, что является патриотом самой тошнотворной версии имперской России — почти в духе Жириновского, Леонтьева, Путина, Шевченко, Кургиняна и пр. То есть такой России, которую должны бояться все цивилизованные люди. России, в которой нет ничего, кроме силы и угрозы, России как апологии страха. Бедной, наглой, нетерпимой. Такой кондовый туповатый государственник, империалист и русский националист. И при этом до поры до времени он дружил с либералами Каспаровым и Немцовым, создавал с ними национальные ассамблеи и сообщества несогласных.
Лимонов никогда не скрывал, что выбирает бедных и социально ущемленных, но до поры до времени нещадно ругал путинский режим и был его последовательным и непримиримым критиком. Порой был самым яростным критиком, более последовательным, чем его друзья-либералы, и теплил протест, выходя по 31-м числам хоть тушкой, хоть чучелом, и это тоже забывать негоже.
При этом, оставаясь патриотом всей неприбранной необразованной России, никогда не был шовинистом, то есть русский национализм до поры до времени толковал как геополитическую данность, а не как черносотенный пятый пункт в паспорте и анкете.
Что должно было произойти, чтобы туча изошла дождем, чтобы Лимонов до конца раскрылся и потек? Эдичка в очередной раз обиделся. Его не взяли с собой, его кинули либералы, он остался на Триумфальной, а либеральная толпа ушла на Болотную. Ушла, уведенная либеральными вождями. Прямо из стойла увели. И Эдичка возопил: на кого ты меня оставил?
И начал беспощадно мстить, по-бабски, как брошенная истеричная любовница, которая забывает о всех приличиях и тянется царапать изменщика коварного при людях и законной жене. Из Лимонова на глазах, как паста из тюбика, лезет ревность. Он не стесняется ее, он голосит, он закатывает истерики. И кричит про тюфяка Навального, про жирные плечи Романовой (то есть на кого меня променяли, дураки), про тонкошеих буржуазных вождей Каспарова и Немцова. И при этом зазывно хвалит себя, мол, я лучший, вы еще пожалеете, что кинули меня.
В принципе Лимонов всегда был жертвой. Это его фирменная роль. Его заманили в Америку либеральные американские проповедники демократии (плюс отечественные вожди интеллигенции Солженицын и Сахаров), и он, бедный, купился на дешевую риторику, приехал — и обиделся, увидев не то, что ожидал. Реальность, а не миф. Он, худой и долговязый мальчик-поэт, эдакий телевичок в очках, влюбился в обыкновенную бабу, которая тут же предпочла его более нормальному и более богатому. И Эдичка закричал, забулькал, как ошпаренный: меня предали, я вам отомщу, отомщу страшно и бесповоротно — я знаю, что поэт должен быть возвышенным и благородным, а сам стану мерзким педерастом-бисексуалом. Лимонов возненавидел норму, и как литератор сделал правильный выбор, но как человек стал с тех пор антифлюгером, всегда ищущим направление ветра, чтобы сс*ть против.
И вот теперь, ощутив, что крепнет эректальный протест интеллигенции, в очередной раз начал кидать в нее свои лимонки. И с удивительной легкостью перекинулся на сторону власти, начал писать свои обиженные бабские колонки в В«ИзвестияхВ»; вдруг забыл о Путине, готовый опять вытащить из нафталина лозунг нацболов В«Сталин, Берия, ГУЛАГВ». Только бы обидеть посильнее тех, кто обманул его ожидания, что он, старый мальчик в очках, должен быть первым и главным, что только за ним зарезервировано право быть антифлюгером, все остальные пришли потом, их здесь не стояло, пока он один вел свою борьбу.
Не все из того, что говорит Лимонов, одинаково ошибочно. Его В«отнять и поделитьВ» — отвратительно своей бессмысленностью и цитатностью, но акцент на том, что приватизация легла в основу несправедливого путинского режима, что Путин – Кощей Бессмертный, которой бережет яйцо, а в нем — принципы чубайсовской приватизации — это, увы, правильно. Что не отменяет убеждения, что исходящий желчью Эдичка — мерзавец, готовый ударить исподтишка, по-бабски дружить против, внезапно перейти на сторону противника, лишь бы отомстить изменщику, которого сам и предал. Далеко ли сегодня Лимонов ушел от Путина, с которым у него теперь общие враги, мы скоро увидим, но падение, как сказал бы незабвенный Федор Михайлович, человеческого в человеке — впечатляет.
