А.Н.
Везло ему в жизни или не везло? Морским пехотинцем был тяжело ранен, но остался жив. После Ярославского педагогического института собирался учителем истории в легендарную глушь Пошехонья, но был оставлен инструктором обкома. За верность партии был отправлен поучиться в Колумбийский университет, но потом еще многие годы был под подозрением за «пребывание в логове империализма». Дослужился до и.о. заведующего отделом ЦК КПСС, но был уволен, так и не избавившись от этого «и.о.».
Когда снимали Хрущева, разъяснительную статью в «Правде» писал он. Напечатано без его подписи, а «волюнтаризм» стал любимым ругательством миллионов. Когда сталинистская статья Нины Андреевой навела уныние на сторонников Перестройки, он вернул надежды свой статьей в «Правде». Опять же безымянной, но сделавшей страшную Нину персонажем для частушки.
Волею партии заключенный в долголетнюю аппаратную безымянность, он обрел всенародное имя только в разгар Перестройки. Одной фамилии было не снести двух героев того времени. Поэтому младшая из знаменитостей стала Егором, а он, уже за шестьдесят, с седыми бровями вразлет, — Александром Николаевичем. Многие называли его проще – «а-эн».
С той поры, когда страна почтила его именем-отчеством, начинается особенная часть его жизни. Все предыдущее было его биографией. Все последующее становится нашей историей. Многочисленные враги ненавидят его совершенно справедливо. Не знаю, свершилась ли бы без него Перестройка. Но что гласность не уцелела бы – это точно.
В тысячелетней России гласность бывала редко и пролетом. «Если мне предстоит выбирать между народом без правительства и народом без газет, то я без колебаний выберу газеты». Это давно, задолго до радио и телевидения, сказал знаменитый американец. Ничего подобного ни один из великих русских не говорил. Подобная ересь не приходила в голову ни Екатерине, ни Пугачеву. В народном сознании как не было, так и нет связи между свободным словом и обильным столом. В массе своей русские считают безмолвие залогом безопасности. Говорящий равен крикуну, а крикуны навлекают беду и на себя, и на других. «Промолчи – попадешь в первачи», — пел Александр Галич. «Стать талантом несложно, надо только правильно себя вести», — писал Леонид Лиходеев.
Только в этом смысле А.Н. – не русский человек. Он воспринимал гласность как материю. Он умел её пощупать, взвесить, оценить в общенациональных расценках. Человек мягкий, уступчивый, не конфликтный, он вновь ощущал себя морским пехотинцем, когда видел неприятельские засады на пути гласности.
Когда именно партийный бонза, входивший в сотню высших чинов КПСС, ощутил себя поборником свободного слова? Установить точную дату невозможно. 25 книг, которые написал А.Н., отражают трудную эволюцию его взглядов. Но вот что примечательно: нигде и никогда, в форме прямой или замысловатой, не одобрял он цензуры, запретительства, вмешательства власти в духовную жизнь.
Если помните, гласность была не первым номером в протоколе Перестройки. Были еще «новое мышление», «удвоение машиностроения», «каждой советской семье – отдельную квартиру к 2000 году», не говоря уже о кампании против алкоголя. Все сгинуло, гласность осталась. Не будь Александра Николаевича, не состоялась бы и она.
Великая удача личности — сослужить службу своей стране в её минуты роковые. В конце 80-х А.Н. оказался не только на вершине своей политической власти. Это был также и пик его энергии, знаний, таланта. Политические реформы шатались под ударами советского образа мыслей. Горбачеву было тяжело, но эта тяжесть стала бы невыносимой, не будь с ним рядом А. Н., неизменно твердого, не доступного метаниям и страхам, щедрого на веские, обдуманные аргументы. Эти аргументы он легко и тактично передавал для использования первому лицу, не ища иных благ, кроме блага страны.
Потом его выгнали из партии. Он больше не входил в святую дюжину. Его хотели унизить, а подарили свободу. С той поры и до самых последних своих дней его ежедневной работой становится изучение природы советского коммунизма.
Если бы он не изучал, а ругал. Не анализировал, а бранился. Не осмысливал, а стыдил. Стыд – не дым, на вороту не виснет. Стивен Коэн написал хвалебную книгу о Бухарине. Американец, сам того не замечая, следовал руслу советской историографии, деля коммунистов на плохих и хороших. Для А.Н. такого деления не существует. Деятели вроде Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина сгинули на эшафоте, который сами же воздвигли. Исследования А.Н. показывают, что не отдельными годами народных мук, но каждым своим деянием, от самого начала и до самого конца, большевизм терзал и кромсал Россию. Однако на том не останавливаются.
Последней книгой А.Н. стали «Сумерки». Формою она похожа на подведение итогов. В ней сплетены в единый жгут многие прежние мысли и выводы А.Н. Не ровной дорогой, но твердо он шел к ним всю жизнь. «Сумерки» — не только история. А.Н. видит, как в душу родного народа вновь протаптывают тропки старые бесы: склонность к простым решениям, готовность спихнуть ответственность на других, вера в сказки о солнечном завтра и потребность подчинения тому, кто первым схватил болшую палку.
Не слишком ли мало говорил он комплиментов, чтобы остаться любимым всеми?
Обсудить "А.Н." на форуме
Когда снимали Хрущева, разъяснительную статью в «Правде» писал он. Напечатано без его подписи, а «волюнтаризм» стал любимым ругательством миллионов. Когда сталинистская статья Нины Андреевой навела уныние на сторонников Перестройки, он вернул надежды свой статьей в «Правде». Опять же безымянной, но сделавшей страшную Нину персонажем для частушки.
Волею партии заключенный в долголетнюю аппаратную безымянность, он обрел всенародное имя только в разгар Перестройки. Одной фамилии было не снести двух героев того времени. Поэтому младшая из знаменитостей стала Егором, а он, уже за шестьдесят, с седыми бровями вразлет, — Александром Николаевичем. Многие называли его проще – «а-эн».
С той поры, когда страна почтила его именем-отчеством, начинается особенная часть его жизни. Все предыдущее было его биографией. Все последующее становится нашей историей. Многочисленные враги ненавидят его совершенно справедливо. Не знаю, свершилась ли бы без него Перестройка. Но что гласность не уцелела бы – это точно.
В тысячелетней России гласность бывала редко и пролетом. «Если мне предстоит выбирать между народом без правительства и народом без газет, то я без колебаний выберу газеты». Это давно, задолго до радио и телевидения, сказал знаменитый американец. Ничего подобного ни один из великих русских не говорил. Подобная ересь не приходила в голову ни Екатерине, ни Пугачеву. В народном сознании как не было, так и нет связи между свободным словом и обильным столом. В массе своей русские считают безмолвие залогом безопасности. Говорящий равен крикуну, а крикуны навлекают беду и на себя, и на других. «Промолчи – попадешь в первачи», — пел Александр Галич. «Стать талантом несложно, надо только правильно себя вести», — писал Леонид Лиходеев.
Только в этом смысле А.Н. – не русский человек. Он воспринимал гласность как материю. Он умел её пощупать, взвесить, оценить в общенациональных расценках. Человек мягкий, уступчивый, не конфликтный, он вновь ощущал себя морским пехотинцем, когда видел неприятельские засады на пути гласности.
Когда именно партийный бонза, входивший в сотню высших чинов КПСС, ощутил себя поборником свободного слова? Установить точную дату невозможно. 25 книг, которые написал А.Н., отражают трудную эволюцию его взглядов. Но вот что примечательно: нигде и никогда, в форме прямой или замысловатой, не одобрял он цензуры, запретительства, вмешательства власти в духовную жизнь.
Если помните, гласность была не первым номером в протоколе Перестройки. Были еще «новое мышление», «удвоение машиностроения», «каждой советской семье – отдельную квартиру к 2000 году», не говоря уже о кампании против алкоголя. Все сгинуло, гласность осталась. Не будь Александра Николаевича, не состоялась бы и она.
Великая удача личности — сослужить службу своей стране в её минуты роковые. В конце 80-х А.Н. оказался не только на вершине своей политической власти. Это был также и пик его энергии, знаний, таланта. Политические реформы шатались под ударами советского образа мыслей. Горбачеву было тяжело, но эта тяжесть стала бы невыносимой, не будь с ним рядом А. Н., неизменно твердого, не доступного метаниям и страхам, щедрого на веские, обдуманные аргументы. Эти аргументы он легко и тактично передавал для использования первому лицу, не ища иных благ, кроме блага страны.
Потом его выгнали из партии. Он больше не входил в святую дюжину. Его хотели унизить, а подарили свободу. С той поры и до самых последних своих дней его ежедневной работой становится изучение природы советского коммунизма.
Если бы он не изучал, а ругал. Не анализировал, а бранился. Не осмысливал, а стыдил. Стыд – не дым, на вороту не виснет. Стивен Коэн написал хвалебную книгу о Бухарине. Американец, сам того не замечая, следовал руслу советской историографии, деля коммунистов на плохих и хороших. Для А.Н. такого деления не существует. Деятели вроде Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина сгинули на эшафоте, который сами же воздвигли. Исследования А.Н. показывают, что не отдельными годами народных мук, но каждым своим деянием, от самого начала и до самого конца, большевизм терзал и кромсал Россию. Однако на том не останавливаются.
Последней книгой А.Н. стали «Сумерки». Формою она похожа на подведение итогов. В ней сплетены в единый жгут многие прежние мысли и выводы А.Н. Не ровной дорогой, но твердо он шел к ним всю жизнь. «Сумерки» — не только история. А.Н. видит, как в душу родного народа вновь протаптывают тропки старые бесы: склонность к простым решениям, готовность спихнуть ответственность на других, вера в сказки о солнечном завтра и потребность подчинения тому, кто первым схватил болшую палку.
Не слишком ли мало говорил он комплиментов, чтобы остаться любимым всеми?
