Немалая часть православных Украины придает какое-то необычайное религиозное значение своему единству с Москвой — церковному, а в идеале и политическому, и государственному. Первое еще как-то можно понять: все-таки УПЦ КП, возглавляемая патриархом Филаретом, не признана остальными православными церквами и считается В«неканоническойВ». Так что желание сохранить общение с канонической церковной иерархией в целом можно понять. Все остальное объяснить значительно труднее. В самом деле, какое отношение к спасению, как его понимает христианство, имеет принадлежность к Российскому государству? Но все же причины найти можно, хотя официальная церковная позиция сегодня старательно обходит эту тему. Попробую объяснить, какими невысказанными, но явно присутствующими в церковном сознании идеалами руководствуются промосковские верующие УПЦ (про остальные украинские юрисдикции, понятно, речь не идет).

Речь пойдет о пресловутом В«Русском миреВ». Надо сказать, что сегодня под этим названием скрывается, по меньшей мере, две доктрины: чисто светская геополитическая и религиозная. Пусть никого не вводит в заблуждение то, что эти концепции схожи в своих выводах — их предпосылки различаются весьма радикально. Путин, говоря о В«Русском миреВ», наверняка остается в пределах первой доктрины. Мне не очень интересно ее разбирать: это смесь заурядного ирредентизма и каких-то смутных идей о В«противостоянии цивилизацийВ». Идеологическая обслуга нынешнего режима убога и бесплодна, и составить какую-либо внятную национальную идею она не в состоянии. Другое дело — В«Русский мирВ», придуманный патриархом Кириллом. Это куда более продуманное учение, вернее, лжеучение — потому что оно находится в прямом противоречии с учением Христовым. Хотя, надо признать, имеет некоторые основания в истории православной Церкви. Изложить его для светского читателя непросто, но постараюсь кое-что прояснить.

Сегодня понятие Православной церкви прочно ассоциируется с церковной иерархией. Сами иерархи иногда упоминают В«православный народВ», не слишком углубляясь в суть вопроса. Тем не менее, как бы высоко иерархия ни превозносилась над простыми верующими, Церковь ощущает саму себя как общину православных христиан, лишь включающую в себя иерархию. В России это ощущение слабее, на Украине — существенно сильнее. В истории Церкви именно это представление Церкви о самой себе играет колоссальную роль. В принципе, такое понимание Церкви имеет евангельские корни, а Церковь как комбинат религиозных услуг, обслуживающий духовные потребности верующих, — образ эпохи глубокого упадка.

Византийский период истории Церкви творчески переосмысливает понимание Церкви как общины, отождествляя эту общину христиан с государством. Эту мысль очень трудно не то чтобы понять, а даже просто воспринять современному человеку (включая значительную часть православных). Община верующих собирается добровольно, а государство невозможно без насилия и принуждения. С точки зрения проповеди Христа тут есть неустранимое противоречие. Однако же так было. Представьте, что приходская община стала включать десятки миллионов человек, на старосту общины, заведующего организационными вопросами, надели венец и мантию и посадили на трон, привратнику, не допускающему на богослужение посторонних, дали секиру и велели рубить головы тем, кто неправильно крестится, ну а священника назвали патриархом. Вот, собственно, что такое пресловутая симфония, вот что такое тот самый византинизм. Государство — внешняя форма для Церкви, государство — это прихожане, собравшиеся после богослужения обсудить свои дела за чашкой чая. Здесь нет ничего от так называемой теократии, которой любят пугать современное общество. Священник — не глава общины, не руководит ею, а всего лишь совершает службу и дает духовные наставления. Но невозможно приходить на богослужения, не будучи членом общины, не признавая авторитета старосты, не платя десятину казначею. Да, вот что еще важно. Община может быть только одна. Остальные общины — неистинны.

Византинизм, уродливое искажение Церкви, был взвешен Богом и отринут за легковесностью много веков назад. На волне ностальгического В«возвращения к ОтцамВ», начавшегося в русской церковной эмиграции в первой половине XX века, он снова начал отвоевывать себе место в церковном учении. Вкупе с маргинальным преданием о Москве как о Третьем Риме это богословское движение породило довольно странную идею, что настоящее православие возможно только в Русской церкви и в Московском государстве. Это не мои домыслы — поинтересуйтесь у пророссийски настроенных верующих УПЦ, какая, в их глазах, связь между Православной церковью и Россией.

Разумеется, церковная иерархия, вынужденная взаимодействовать с другими поместными Православными церквами, высказывать такие взгляды себе позволить не может. И тут им на помощь приходит другая игрушка — церковный национализм, или этнофилетизм. В принципе, первоначально в церковном национализме не было ничего плохого: это всего лишь законное желание, чтобы богослужения совершались на родном языке, а священники и епископы происходили бы из того народа, в котором они и служат. Проблемы начались в эмиграции, в рассеянии: каждая диаспора хотела иметь свою персональную церковную организацию, своего епископа. Православные каноны запрещают иметь более одного епископа в городе, вне зависимости от национальности, языка и т.д. Если возможности заиметь собственного епископа какая-то диаспора не получила, начинаются бесконечные конфликты: на каком языке служить, каким национальным обычаям следовать. Так что этнофилетизм действительно представляет собой проблему, по крайней мере, в Америке и в Западной Европе.

Византия совершенно не знала национализма (его тогда вообще не было). В Восточную Римскую империю входили многие этносы, со своими языками, культурой. От них требовалось лишь признавать Константинопольского патриарха и императора. Наша инновация в области развития духовных скреп — это объединение византинизма и национализма. Проповедником этой гремучей смеси выступил патриарх Кирилл. По крайней мере, такое устойчивое впечатление создается от его многочисленных речей о В«Русском миреВ», от радикальных заявлений созданного им Всемирного русского народного собора, от способных потрясти воображение заявлений его верного ученика прот. Всеволода Чаплина.

В чем суть этого учения (а с точки зрения Евангелия — несомненного лжеучения, ереси)? Этнические русские должны собраться в одной Церкви — Церкви Московского патриархата, и в рамках одного государства — Российского (с чертами агрессивной империи). Первое — этнофилетизм, второе — византинизм, а вместе — учение о В«Русском миреВ». В число русских без колебаний зачисляют и украинцев, и белорусов, и эмигрантов, покинувших пределы России многие десятки лет назад. Призывать к расширению российской юрисдикции непосредственно на все территории, на которых проживают причисленные к русским, в XXI веке явно неудобно, поэтому ставка делается на формально независимые, но декларативно пророссийские режимы. Разговоры о В«воссоединении Святой РусиВ» не останавливаются ни на минуту. Даже эмигранты, с точки зрения адептов В«Русского мираВ», должны выступать в качестве агентов российского государства, способствуя его влиянию в полностью суверенных странах.

В выступлениях церковного официоза полностью это учение не формулируется. Но его нетрудно разглядеть за всей риторикой нашей иерархии, за яростной борьбой с любыми ростками автокефалии, за безобразными интригами и тяжбами в русской диаспоре за влияние на паству и собственность приходов. Горькая ирония заключается еще и в том, что национализм В«Русского мираВ» — вымышленный: радости, горести и нужды реальных русских ему глубоко безразличны. Он ориентирован на не существующих в природе представителей В«Святой РусиВ», к которым ближе всего, наверное, полуграмотные В«благочестивыеВ» мещане конца XIX века. Ядовитые плоды этого лжеучения мы уже вкушаем, и будем вкушать еще много лет. Но сегодня время тайному становиться явным, и происходит это на Украине.

Присоединяя Крым, Владимир Путин действовал исключительно в рамках светского извода учения о В«Русском миреВ». Религиозная мотивация из его речей исчезла вовсе, хотя в последнее время он довольно часто взывал к В«духовным корнямВ» и В«традиционным ценностямВ». Сейчас никаких, даже символических отсылок к Церкви и православию Путин себе не позволяет. Довольно мудрое поведение. Тем более что патриарх Кирилл оказался в сложной ситуации. Его мечты о воссоздании В«Святой РусиВ» внезапно стали воплощаться в реальность. Но надо, получается, брать на себя ответственность за происходящее. А делать этого не хочется. Тут, как назло, митрополит Онуфрий, недавно вступивший в должность местоблюстителя Киевского престола, обратился к патриарху Кириллу с просьбой В«не допустить кровопролития на территории УкраиныВ» и В«возвысить свой голос о сохранении целостности территории украинского государстваВ». Что тут скажешь?

Вот и молчит патриарх, опасаясь, очевидно, с одной стороны, прогневить Путина, а с другой — потерять УПЦ, которая находится на волосок от провозглашения автокефалии. Принятое вчера Синодом Заявление по ситуации на Украине также весьма двусмысленно. Вроде бы осуждаются насилие и ненависть, но откуда они взялись, с чем они связаны — об этом не сказано ни слова. О происходящем в Крыму членам Синода тоже ничего не известно. В общем, крайне осторожное выступление. Но эта осторожность, после всего, что говорилось патриархом и его ближайшими сподвижниками, уже не поможет. Просто это еще один шаг к полному банкротству, в духовном смысле, разумеется.

А всех, кто считает себя верующим, я призываю молиться. О мире на Украине. Да и в России тоже.



На фото: Украина. Киев. 27 июля. Патриарх Московский и всея Руси Кирилл (справа) во время праздничного молебна на Владимирской горке.

Фото ИТАР-ТАСС/ Мария Фролова