Через семь с половиной лет после громкого убийства обозревателя В«Новой газетыВ» Анны Политковской коллегия присяжных Мосгорсуда признала Лом-Али Гайтукаева виновным в организации преступления и создании для этого организованной преступной группы. Присяжные, с различным распределением голосов, также признали всех пятерых фигурантов дела виновными в убийстве Политковской в составе организованной группы, а также в хранении оружия, из которого было совершено преступление.

Несмотря ни на что процесс по В«делу Анны ПолитковскойВ» не отошёл на второй план. Так получается, что очень многие люди, от которых стоило бы ждать чёткой позиции по этому поводу, за процессом не следили. Это не очень правильно, потому что это дело — важнейшее для современной России. И то, что на скамье подсудимых только организаторы и исполнители, но нет заказчика, также неправильно. Сама по себе прокурорская речь кажется вполне убедительной, но при этом ловишь себя на мысли, что за процессом день ото дня не следил, и убедительность может быть связана именно с тем, что возможные зёрна сомнений не были посеяны адвокатами. Остаётся надеяться на присяжных, голоса которых делились вплоть до соотношения 7 к 5, то есть на грани оправдания, по отдельным пунктам. Наверное, такое соотношение можно счесть показателем того, что на присяжных не было давления, которое заставило бы их голосовать по стойке В«смирноВ». Но тут мы сталкиваемся с вопросом о том, какие доказательства были предъявлены, а какие нет.

Насколько я могу судить, журналисты В«Новой газетыВ» приговором удовлетворены, и это люди, на которых я ориентируюсь, поскольку они внимательно за процессом следили. Так что вслед за родственниками и коллегами я могу сказать, что справедливость восторжествовала, но не полностью. Конечно, есть люди, которые придерживаются противоположной точки зрения, но им меня убедить не удалось.

Само убийство Анны Политковской находится в череде подобных убийств. Можно вспомнить ещё Станислава Маркелова и Светлану Бабурова, Наталью Эстемирову. Кроме этого, имели место убийства антифашистов, начиная с Николая Гиренко, и убийства общественных деятелей и политиков на Кавказе. Смерть Политковской стала просто самой резонансной — Анну все знали и все читали. Но подобное убийство было одним из принятых способов решения споров.

Кто заказчик — мы не знаем, остаётся только гадать. По другим делам подобного рода, например, совершённым нацистским подпольем, видно, что хотя они и имели какие-то связи с властью, но управляемы властью они не были. Сейчас не СССР, когда насилие было монополизировано государством, и на вопрос В«ктоВ», каждый отвечает субъективно. Врагов было много, и это как раз является показателем того, что профессия оказалась такой опасной. Например, число дел, которые вёл Станислав Маркелов, где ему угрожала опасность, было достаточно велико, включая дело, из-за которого его в 2004 избили нацисты и которые было связано с делом, когда Маркелов выступал против мелкого местного олигарха в одном из областных центров.

Роль государства здесь оказывается такой: есть некая группа людей, журналистов и общественных активистов, которые выражают отличную от властной точки зрения, и за это объявляются разрешённой целью. Они — враги. Это всё равно, как если на солдата направить ночью прожектор — откуда именно прилетит пуля, мы не знаем. И именно эту ситуацию убийство Анны Степановны Политковской продемонстрировало очень явно.

И конечно, её смерть — это невосполнимая потеря для отечественной журналистики. Дело даже не в предметах её интереса, а в том, что лучшие её статьи написаны в человеческом масштабе. Берётся отдельная человеческая судьба: раненый солдатик в госпитале, заложник в В«Норд-ОстеВ» или чеченец, исчезнувший в ходе зачистки. После этого пишется история, читая которую ты волей-неволей примеряешь на себя шкуру описываемого. Это масштаб, который предполагает сострадание и понимание через него. Её статьи — это не аналитические тексты, написанные ангелами, летящими в безвоздушных сферах, где важен пейзаж. Это масштаб отдельных людей. И, к сожалению, такая журналистика в современной России является, скорее, исключением, чем правилом. Так писала Фрида Абрамовна Вигдоровна, чью традицию писать о людях и помогать им Политковская продолжала. Такая позиция нетипична для отечественной журналистики, и отчасти именно поэтому это невосполнимая потеря, даже если предполагать, что один человек может заменить другого.