Евгений Ясин, экономист, научный руководитель университета В«Высшая школа экономикиВ»:

В принципе, если бы у нас было нормальное положение во взаимоотношениях с Западом, то в подобном проекте не было бы никакой нужны. Мы прекрасно жили, всё нормально работало, все пользовались услугами Visa, Mastercard и множеством других компаний. Тот факт, что есть примеры разработки подобной, национальной по своему характеру системы в Китае и ещё в некоторых странах, большого значения не имеет. В конце концов, это рыночный товар, который не предоставляет больших возможностей по манипулированию. В отношении тех предупреждений, который были сделаны Visa и Мastercard о том, что они вынуждены уходить, так как назначен слишком высокий залог за использование нашего пространства, боюсь, уже ничего не сделаешь. Если бы изменилась политическая ситуация, то можно было бы ожидать, что через полгода мы бы забыли эти разговоры. Но этого, видимо, не произойдёт, президент твёрдо обозначил: необходимо готовиться к тому, что результаты наших действия в Крыму и на Украине будут долгосрочными. В том, что касается сроков и способов — Набиуллина предупредила, что до 2016 года можно особо не думать о том, чтобы сменить платёжную систему. А потом уже придётся приспосабливаться к изменениям, от которых ничего хорошего ждать не приходится.

Нужно просто отменить эти выплаты для иностранных платёжных систем, они очевидно оказались слишком высокими. Операции Visa и Мastercard на российской территории просто станут невыгодными, если эта мера будет сохранена. Но, с другой стороны, обо всём этом уже заговорили, это стало вопросом престижа, надо довести дело до конца, и это возможно, хотя, на мой взгляд, для таких развлечений можно было бы найти более удачное время. Но сейчас у нас вообще будет много неудачных развлечений.

Михаил Бергер, экономический обозреватель:

Прогресс, конечно, есть, но не стоит путать прогресс с успехом, это разные вещи. Стало немного лучше, но, мне кажется, что страна, входящая в G20 и даже в G8, не должна располагаться в девятом десятке по качеству среды для бизнеса. Думаю, что пока что реальной возможности подняться на 20 место к 2018 году нет, если что-то радикально не поменяется. Улучшать то, что есть сейчас — бессмысленно, требуются детальные изменения, нужен по-настоящему независимый экономический суд, который при такой узкой монополизированной экономике невозможен, потому что давление крупных субъектов безусловно, нужна нормальная защита собственности, а этого пока нет. Необходимы совершенно элементарные перемены в устройстве страны — открытая конкуренция, уменьшение доли государства в экономике, которая только растёт, и так далее. Бессмысленно совершенствовать В«запорожецВ». Но саму цель я поддерживаю, потому что цели ставить надо. Без них нет и реального движения, а есть просто дрейф по течению.

Евгений Ясин, научный руководитель университета В«Высшая школа экономикиВ»:

Я должен сказать, что, на мой взгляд, это никак не связано с пожеланием президента, если только не считать, что он обладает магической способностью портить инвестиционный климат других стран. Поскольку этого нет, я думаю, что всё-таки обстановка кризиса и усложнение ситуации в других государствах играли более существенную роль, чем улучшение инвестиционного климата в России. Я, честно говоря, не заметил больших улучшений, а когда вы имеете такой международный рейтинг, то перемещения в нём могут быть не связаны с тем, что происходит в том или ином государстве. И тем более такого рода революция не происходила в России. Напротив, я считаю, что у нас ситуацию по-прежнему не очень хорошая, и решение вопросов налаживания отношений между бизнесом и властью, бизнесом и бюрократией – это очень острая задача. Поэтому, я думаю, что этот скачок носит случайный характер и не обусловлен какими-то реальными действиями российских властей.

Для того чтобы он действительно произошёл, нужны, прежде всего, меры, которые привели бы к изменению в отношениях между органами правосудия, Следственным Комитетом, прокуратурой, органами Внутренних дел, судами — и бизнесом, с тем, чтобы взаимодействия были более здравые и соответствующие закону. Чтобы количество людей, которые сидят в тюрьмах или лагерях по обвинениям, связанным с нарушением предпринимательской деятельности, сокращалось. Я считаю, что это очень важный момент, и сегодня никаких шагов в эту сторону не предпринимается. Более того, я вижу прямое сопротивление таким изменениям. Ну а последняя акция, связанная с объединением судов, когда Арбитражный суд, имевший определённые преимущество в применении законодательства перед Верховным судом, теряет свои позиции, приводит к тому, что ситуация для бизнеса становится более сомнительной даже с рассмотрением гражданских дел. У меня на этот счёт никаких иллюзий нет, и я не считаю, что мы должны трактовать эти изменения как благоприятные для российского бизнеса.

Вообще, для российского государства с очень давних времён имитация заменяет реальные дела. Пока я не вижу реальных дел, а вот если они будут иметь место, то мы будем видеть их проявления не только в показателях Doing Business, но и в темпах экономического роста, повышении качества продукции, улучшении конкурентоспособности и так далее. Мы почувствуем. Пока этого нет.

Борис Немцов, РПР-ПАРНАС:

Сам по себе случай беспрецедентен. Я один из участников этого фильма, и он в определённой части построен на основе нашего доклада В«Зимняя Олимпиада в субтропикахВ». Фильм разоблачительный, рассказывающий правду о преступлениях режима Путина при подготовке к Олимпиаде, снят отважными документалистами. Сам Путин сделал ставку на полную цензуру, на засекречивание всей информации о бюджетах, сейчас вообще невозможно понять, сколько они выкидывают миллиардов в день на подготовку, эти цифры — главная государственная тайна сегодняшней России. Должен сказать, что презентация фильма будет, во всяком случае, должна быть, 6 и 8 декабря в Москве. 6, я знаю точно, в 9 вечера в кинотеатре В«ХудожественныйВ». Будет Путин срывать её или нет, не знаю, но вообще-то людей, которые предлагали эти 600 тысяч фунтов, нужно привлечь к суду за попытку подкупа. Они уголовники, которые пытались подкупить документалистов, продюсеров и так далее. Это преступники. Но результатом всей этой гнусной, воровской затеи с покупкой фильма, думаю, стало привлечение внимания и к нашему докладу, и к самой ленте, и конечно, заткнуть рот они всем не могут. У Путина есть такая особенность — он циничный, и считает, что всё покупается и всё продаётся, в том числе и честь, и совесть, и страны. Вот, например, Украину хотел купить, а сейчас хотел купить этот фильм.

Вообще, я должен сказать, что только последнее время на Западе, в первую очередь в Европе, пробуждается интерес к тому, что на самом деле происходит при подготовке к этой самой крупной воровской и чекистской афере в истории России. Поэтому, собственно, он так и засуетился. До осени интереса к этой теме особенно не было, политиков это не заботило. Сейчас интерес повысился, в связи с тем что Олимпиада приближается, и я думаю, что правда о хищениях, правда об издевательствах над людьми, правда об экологических преступлениях, об уничтожении курорта не останется тайной. По крайней мере, я максимум для этого делаю, и буду делать дальше.

Кирилл Кабанов, председатель Национального антикоррупционного комитета:

Сразу уточню, очень сложно говорить, если ты не видел фильм. Но следует заметить: если этот фильм пропагандистский, а понятно, что во всём мире есть некоторый элемент пропаганды, то выкупить — это, наверное, такая форма реакции, уже более позитивная форма, чем если бы Россия заявляла, что всё это говно и обман. Однако все прекрасно понимают, что коррупция вокруг строительства в Сочи есть. Об этом говорил и сам президент, когда заметил В«Ничего себе вы здесь жируетеВ», узнав, что смета завышена в 8 раз. И проблема состоит в том, что если бы была обнародована подобная история накануне Олимпиады, многие, наверное, поступили бы таким же образом: попытались бы её выкупить. Повторюсь — это реакция более позитивная, чем выпускать какую-то ответную историю, говорить, вы сами дураки, это всё обман и пропаганда и тому подобное.

Александра Суслина, экономист:

Если для тех, кто использует В«упрощёнкуВ», сейчас действительно будет введён налог на имущество, то это принесёт выгоду только бюджету. Сейчас у нас нехватка доходов плюс дополнительные расходы, связанные, в том числе, и с Крымом, так что эта мера может быть небольшим шагом по увеличению доходов казны. Но малый бизнес у нас и так в весьма плачевном состоянии, и вместо того чтобы быть локомотивом роста, он плетётся где-то в хвосте, если вообще плетётся. С этой точки зрения усложнять ему жизнь не совсем правильно, особенно сейчас, когда мы находимся на грани рецессии. Но при этом важно отметить, что в обсуждающихся сейчас В«основных направлениях налоговой политикиВ» об этой инициативе нет ни слова.

Евгений Ясин, научный руководитель университета В«Высшая школа экономикиВ»:

Офшоризация значительной части российских активов была вызвана тем, что Россия вступила на путь рыночной экономики только недавно, преобладание жёсткого государственного контроля весьма сильно заботило молодой бизнес, который старался уводить деньги за рубеж и прибегать к услугам офшорных компаний, которые были уже распространены по всему миру. В результате значительная часть всех финансовых операций осуществлялась через офшорные компании, что предоставляло бизнесу определённые гарантии и обеспечивало значительную экономию. При этом борьба с этими явлениями долго не начиналась: хотя многие зарубежные страны также выражали опасения по поводу того, что офшоры играют слишком заметную роль в капитальных операциях и уводе денег от налогов, реальных мер против этого никто не принимал.

Но то, что происходит в последнее время, а именно — ситуация вокруг Крыма и Украины, создало дополнительные мотивы для повышения стремления бизнеса к выводу своих капиталов и размещению значительной части средств в различных офшорах. Правительство сейчас принимает различные меры в отношении этой проблемы, и дискуссия между Минфином и Минэкономики отражает эти процессы. На мой взгляд, попытки добиться изменения ситуации посредством жёстких фискальных мер, конечно, приведут к каким-то результатам и сократят объём офшорных операций, но одновременно это нанесёт удар по деловой активности и стремлению российского бизнеса к тому, чтобы делать инвестиции. А это уже является одной из генеральных проблем российской экономики.

Мы должны серьёзно улучшать обстановку для бизнеса, создавать ему защиту, одновременно вводя ограничения и санкции, применяемые в тех случаях, когда предприниматели, защищая собственные интересы, принимают не всегда уместные меры против интересов государства. Нужно стремиться к созданию для бизнеса более либеральной обстановки, дать понять, что страна рассчитывает на повышение деловой активности, чтобы у бизнесменов не было желания уводить капитал в офшор и совершать операции там в ущерб российским финансам. Понятно, что это трудная работа, и мы привыкли к различным ограничениям и наказаниям, но сейчас такой подход даст, скорее, противоположный результат. Минэкономики в этой ситуации ближе к истине, чем Минфин, но этого всё равно недостаточно и прямого позитивного результата не даст.

Сергей Пархоменко, журналист, общественный деятель:

На самом деле это очень последовательная инициатива, поскольку понятно, что российская власть, в том числе — законодательная, видит очень большую опасность в том, что люди каким-то образом организуют неконтролируемые государством финансовые потоки. Вообще для российского политика контроль над финансовым потоком — вещь абсолютно священная, они в политику для того и идут, чтобы этим заниматься. А все возможности, которые предоставляет интернет: краудфандинг, платёжные системы и так далее, приводят к тому, что эти потоки начинают жить по каким-то своим законам. И дело здесь даже не в анонимности. Когда человек, например, что-то покупает через интернет — он совершенно не анонимен. Он вписывает и своё имя, и данные своей кредитной карточки, и свой домашний адрес, куда должны будут доставить товар. Так что это борьба не с анонимностью, а в принципе с тем, что люди свободно распоряжаются деньгами и направляют их на то, что им представляется важным.

Конечно, самая опасная ситуация — когда люди направляют средства на поддержку какой-то деятельности, инициатив и проектов. Очевидно, что это идёт в разрез с общей политикой государственной власти в России, которая хотела бы быть источником жизни для всего. Например, для прессы: пожалуйста, газета может существовать, но только если мы, государство, будем её содержать. Сама зарабатывать и стоять на ногах она не может, ни рекламные возможности, ни продажа тиражей не могут сегодня обеспечивать существование независимого СМИ. Это касается и печатных изданий, и традиционных электронных СМИ, радио и телевидения, и всё больше и больше это касается средств массовой информации, функционирующих в интернете.

То же самое касается и общественных организаций. Государство хочет, чтобы в России был один-единственный источник средств, который является действительно надёжным и законным — само государство. Чтобы если люди хотели что-то сделать, то просили бы деньги у них и нигде больше не могли бы их собрать. Тем более их раздражают различные самочинные гражданские проекты, не имеющие юридического оформления, например, В«ДиссернетВ». У него нет ни юридического лица, ни фонда, ни офиса, ни директора, ничего — это гражданская инициатива. Она существует за счёт пожертвований граждан, осенью и зимой эти средства собирались с помощью портала Planeta, и люди пользовались при этом различными платёжными системами: Яндексом, PayPal и другими.

И российским властям, конечно, не нравится, что таким образом возникают какие-то В«неконтролируемые деньгиВ». Им нужно как можно больше ограничить эту деятельность, затруднить и сделать её как можно менее выгодной в коммерческом отношении. Кроме всего прочего эти законы создают прекрасную возможность как-то мучить эти коммерческие структуры: подвергать их проверкам, приходить с обысками, арестовывать счета. И процесс здесь может быть ещё важнее, чем результат. На основании такого закона можно всё более и более глубоко интересоваться, как работает та или иная система, делая её жизнь всё менее и менее выносимой.

Антон Носик, журналист, популярный блогер:

Это всё находится в общем тренде уничтожения национальной экономики. Давайте придумаем ещё какие-нибудь невыносимые условия для коммерческого сектора, давайте ещё кого-нибудь поставим на грань разорения, на случай, если того, что произошло до сих пор — мало. Это всё работа в одном направлении: демонтаж экономики России и превращение её из коммерческой в полностью зависимую от государства, чтобы дышать могли только те, кто В«присосалсяВ» к бюджету. Иначе воспринимать это нельзя.

Андрей Нечаев, экономист, президент банка В«Российская финансовая корпорацияВ»:

Объяснять такую инициативу нехваткой денег в бюджете довольно странно, потому что до недавнего времени и правительство, и президент декларировали, что налоги повышаться не будут. У нас уже достаточно высокое налогообложение бизнеса, особенно с учётом правил расчёта налоговой базы: важны ведь не только ставки, но и то, как считается сама база. Это ещё одно из отличий России от большинства развитых стран — например, ставка налога на прибыль у нас не очень высока, но список того, что разрешено включать в издержки, существенно отличается от других государств.

Если ставки всё-таки будут повышены, то это станет дополнительной нагрузкой на бизнес, в результате чего часть предпринимателей просто обанкротится и уйдёт с рынка. Нельзя исключать, что резко увеличится уклонение от уплаты налогов, для чего будут использоваться различные легальные, полулегальные и просто криминальные схемы. Мы уже неоднократно с этим сталкивались. Если говорить об НДФЛ, то у нас была прогрессивная ставка ещё около десяти лет назад, но реальная, средняя ставка, по которой платился налог, составляла тогда 13%, при том, что 12% — это был минимум. Именно эту эффективную ставку потом и закрепили. Такое соотношение означает, что более состоятельные люди находили способ уклоняться от налогов, в результате чего средняя ставка практически не отличалась от минимума. И сейчас может повториться такая же история.

Повышение НДС, на мой взгляд, маловероятно, и было бы большой глупостью, у нас и так достаточно высокое значение этого налога. Вероятность повышения НДФЛ больше, потому что по политическим, популистским соображениям разные группы периодически предлагают вернуться к прогрессивной шкале. Но тут всё также неоднозначно. В принципе, прогрессивная шкала — начинание правильное, но только если вы можете обеспечить собираемость. А можно ввести такую систему за счёт того, что группы с низким доходом от налога просто освобождаются или он для них существенно снижается. Прогрессивная шкала вообще не означает немедленного роста количества денег, получаемых от налогообложения.

Евсей Гурвич, экономист, член Экономического совета при президенте РФ:

Нефтегазовые доходы в перспективе будут снижаться в процентах ВВП, поскольку объём добычи нефти не растёт вообще, а газа — растёт, но медленно. Кроме этого, появляется необходимость частичного освобождения от налогов новых месторождений. Не нефтегазовые доходы в процентах ВВП будут оставаться более-менее стабильными. Значит, общий доход в процентах ВВП будет падать. При этом набраны очень большие обязательства, и по программе вооружений, и по пенсионной системе, кроме этого сейчас появляются и новые статьи для расходов. Все они очень большие, а отказываться или сокращать их очень трудно. Кроме того, часть расходов меняется в зависимости от темпов роста экономики. Соответственно, замедление этого роста приводит к тому, что некоторые статьи расходов в процентах ВВП увеличиваются. В результате появляется необходимость либо радикально сокращать расходы, и частично это делается, но таких расходов не так много, либо идти на такие шаги, как повышение налогов. Последствия этого решения зависят от того, как именно повышение будет проводиться. Понятно, что такая мера снижает инвестиционную привлекательность российской экономики, но я полагаю, что повышение будет не радикальным, соответственно, и негативные последствия также будут умеренными.

Владимир Волков, экономический обозреватель:

Значительная часть оттока капитала — деньги населения, переведённые из рублей в валюту. Это частный пример того, как экономического агенты реагируют на положение дел в экономике. Люди боятся девальвации, соответственно, и рядовые граждане, и банки, у которых есть В«лишняяВ» ликвидность, не оставляют деньги в рублях. Другая составляющая — платежи по корпоративным долгам, которые составляют весьма значительную сумму. Эти факторы наслаиваются на традиционные для России причины, сводящиеся к тому, что у нас по-прежнему положительное сальдо платёжного баланса, мы экспортируем больше, чем импортируем, и часть полученных денег переводится в иностранную валюту. Наконец, естественно, на поведение экономических агентов влияет неспокойный внешний фон, также способствующий тому, что люди перекладываются в валюту.

В В то, что государство может жёсткими методами что-то радикально поменять, я не верю. Единственный выход — постепенно налаживать жизнь в стране. Вряд ли в обозримой перспективе будут вводиться какие-то валютные ограничения, сейчас они отсутствуют вовсе. Нужно укреплять экономику и прикладывать усилия к тому, чтобы внешняя ситуация стала спокойнее и благоприятнее.

А какие-то радикальные меры по ограничению операций только ещё больше ухудшат и так отвратительный российский инвестиционный климат. Все понимают, что долгосрочные негативные последствия в этом случае перевесят краткосрочный выигрыш. Поэтому, пока инфляция более-менее укладывается в прогнозы, от таких шагов воздержаться. И хотя правительство уже признало, что сдержать её точно в этих рамках не получится, для того, чтобы пойти на какие-то решительные действия, нужен будет какой-то критический скачок, особенно в условиях падения цен на нефть и замедления экономический активности. Так что если цены на нефть не обвалятся радикально в ближайшее время, то правительство на какие-то жёсткие меры не пойдёт. Даже если это случится, то ограничения вряд ли будут введены, скорее, Центробанк станет активнее действовать на валютном рынке, чтобы смягчить колебания рубля, чем он и занимается последние месяцы.

Илья Прилепский, экономист:

Хотя теоретически Центробанк может пойти на шаги, о которых писал Bloomberg, это противоречит его политике, так как ЦБ по-прежнему стремится к свободному определению курса рубля. В нынешних условиях эта идея выглядит достаточно странно, потому что объёмы оттока сейчас не такие, как были, например, в марте, когда за один день Центробанком было продано около 15 миллиардов долларов. У ЦБ есть более мягкие средства, чтобы регулировать движение капитала, не требующие подобных радикальных изменений.

Говорить о масштабном уходе от рыночной экономики в пользу мобилизационной сейчас не стоит. В частности, в сфере фискальной политики наступление такого рода новых моделей также удаётся сдержать, В«бюджетное правилоВ» сохранено. То есть в плане макроэкономики монетарная политика направлена на то, чтобы играть стабилизирующую роль, а не добиться какого-то краткосрочного повышения роста. И Центробанк, и Минфин пытаются сохранить прежний курс, направленный на обеспечение предсказуемой политики и создание нормальных условий для ведения частного бизнеса.

При каких обстоятельствах это может измениться, реально знают только в самом Центробанке. Но можно предположить, что в случае возникновения какой-то угрозы стабильности финансовой системы, связанной с резким уменьшением курса рубля, радикальное решение, о котором писал Bloomberg, возможно. Но на данный момент до этого ещё очень далеко.

Михаил Бергер, экономический обозреватель:

Вряд ли Путину удастся серьёзно поменять настроение потенциальных инвесторов, хотя надо сказать, что присутствие на форуме было достаточно приличное. Но нельзя создать мотивацию вкладывать деньги в страну одним только выступлением президента. Надо понимать, что после ареста по делу В«БашнефтиВ» и слов прокуратуры, что эту компанию надо государству просто вернуть, ситуации не помогут даже вполне вменяемые заявления, прозвучавшие сегодня.

Вопрос В«БашнефтиВ» сейчас является очень существенным фактором в определении инвестиционной привлекательности России. Кроме того, разговоры, даже не обернувшиеся никакими конкретными мерами, об ограничении перемещения капитала также не повышают мотивацию инвесторов. В целом происходит слишком много параллельных процессов, которые не позволяют расслабиться.

Максим Блант:

Выступление Путина на инвестиционным форуме было довольно нетипично для последнего времени. Он сказал все те же самые слова, которые говорит регулярно, но сама экономика России находится в совершенно другом состоянии, чем была ещё год назад. Поэтому традиционные заявления, которые делаются Путиным и членами правительства на инвестиционных форумах, инвесторами не были восприняты. Это видно по реакции российского валютного и фондового рынка. Обычно на фоне выступления президента рынки растут, так бывает и когда он общается с народом, и когда он общается с прессой, и когда он высказывается по каким-то ключевым макроэкономическим проблемам. Но в этот раз всё было иначе, и рынки на фоне выступления Путина продемонстрировали худший результат за сегодняшний день.

Поэтому можно констатировать, что слова Путина о приверженности либеральной политике и о том, что никакого пересмотра итогов приватизации не намечается, просто не были восприняты всерьёз. Потому что все те же самые слова звучали и при разграблении ЮКОСа, и все последующие годы, а политика правительства тем временем претерпела радикальные изменения.

Кроме того, на инвестиционным форуме были выступления и других значимых людей, в том числе бывшего министра с особыми полномочиями Германа Грефа, который высказался довольно жёстко по поводу нынешнего курса правительства и силовых структур, а также министра Улюкаева. Их слова по большому счёту опровергли выступление президента, так что инвесторы просто отреагировали на фактическое положение дел в экономике.

Для того чтобы отношение предпринимательского сообщества к России реально изменилось, необходимо не просто высказывать благие пожелания и кормить инвесторов обещаниями, но совершать реальные шаги. Путин заявил, что в основе экономической стратегии России лежат структурные реформы, а не опора на государственные инвестиции. Но фактически сейчас все усилия правительства направлены либо на то, чтобы повысить налоговое бремя на предпринимательское сообщество, либо на то, чтобы повысить налоговое бремя на население, а о сокращении государственных расходов речи не идёт. Предпринимателям не предложено никакой конструктивной модели, все понимают, что при падении цен на нефть придётся либо сокращать расходы, либо ещё повышать, либо заниматься развёрсткой. А поскольку президент никаких способов решения бюджетной проблемы не обозначил, то все сделали вывод, что стратегии у правительства на этот счёт нет. В результате действия властей сейчас непредсказуемы, и чего стоит ждать, если завтра цены на нефть упадут до 70$за баррель или до 60$за баррель — никто не представляет. При наличии хоть какой-то определённости можно было бы как-то действовать. А так как пока никто не понимает, кто станет следующей жертвой государственных институтов, то никто и не готов инвестировать в Россию. И это — даже без учёта того, что страна в данный момент находится под санкциями.

Михаил Бергер, экономический обозреватель:

Понятно, что никто там волосы не рвал, не извинялся и не ругал своё правительство, в этом необходимо отдавать себе отчёт. Скорее, по стилистике и тональности разговора у министра сложилось ощущение, о котором он довольно аккуратно и обтекаемо сказал, что предприниматели раздосадованы необходимостью работать в более сложных условиях. Иностранные инвесторы заявили, что они, конечно же, продолжат деятельность и сейчас, но им это не очень комфортно.

Разумеется, самим предпринимателям до определённой степени на мораль или идеологию плевать, рынок моральные задачи не решает. В первую очередь стоит вопрос закона: если он прямо запрещает вести дела, то никакой вменяемый инвестор выступать против законодательства своей страны не будет. В том числе вкладывая деньги в территорию, закрытую решением своего правительства. А уже после этого идут какие-то моральные ограничения, хотя, если бы они реально работали, то не существовало бы таких больших и легальных бизнесов, как торговля сигаретами и алкоголем.

В принципе, наши проблемы с инвесторами обусловлены комплексом причин. В первую очередь, есть чисто политические риски, вызванные санкциями и ответами на них. Они уже случились. Второе — в результате этих санкциях снижается активность российской промышленности и ритейла. Если речь в правительстве идёт о том, чтобы запретить использовать западные автомобили или лекарства, то во что должны вкладываться западные компании, торгующие этими товарами? Плюс, сейчас в принципе не очень удачная экономическая конъюнктура. Но инвестиционный климат — это и есть политические решения, санкции и ответы на них.