Последний бойскаут
Борис Ельцин – муза отечественных публицистов. О нем принято говорить с легким придыханием. У многих даже туманится взор. Это как вспоминать прошедшую любовь. Дескать, какие были годы! Ты такая вся в белом, а я такой весь из себя мужественный. А помнишь эту задрипанную гостиницу в Сызрани?.. В этом месте надо начать смущенно и глупо улыбаться… А потом поднимаешь глаза и приходишь в ужас: господи, неужели она всегда была старше тебя лет на двадцать? И этот целлофановый пакет в руках…
Ельцин на танке, Ельцин, ущипнувший какую-то тетку за бок, Ельцин, перебивающий несчастного Горбачева, Ельцин, дирижирующий оркестром, Ельцин «голосуй сердцем», Ельцин, проспавший официальный визит, Ельцин, едва придя в себя после операции, первым делом потребовавший ядерный чемоданчик….Ах, какие сладостные моменты. Это вам почище, чем гостиница в Сызрани. Но с Ельциным, как с женщинами, есть одна большая проблема. Он тоже должен всегда оставаться молодым. Не в смысле «здоровый цвет лица, бодрая походка и буйная шевелюра». Бог с ней, с шевелюрой. Но Ельцин с тусклым безразличным взглядом уже не Ельцин. Вернее – не живой Ельцин. Мы ему все готовы были простить, но только не отсутствие «загогулин», которые, несмотря на всю их нелепость и комичность, казались, как ни парадоксально это звучит, доказательством наличия того самого железобетонного стержня внутри этого большого человека. Стержня, который не только определил весь его жизненный путь, но заодно и целую страну сдвинул с мертвой точки и погнал неведомо куда. Стержня, который, как нам хотелось верить, в ключевые, определяющие моменты не дает Ельцину свернуть с однажды выбранного пути.
Мифологизация образа народного вождя в пору его нахождения у власти – залог того, что его будут помнить если не вечно, то очень долго. И все это время (пока, конечно, живой) верить в чудо и ждать от него этих самых загогулин. И все ему прощать.
Ельцин посадил Путина – мы говорили: семейка воспользовалась беспамятством больного человека и подсунула ему серенького молчаливого паренька, тем только ценного, что кровью расписался в своей лояльности на вечные времена. Мы говорили: погодите, сейчас дед очухается, он вам устроит веселую жизнь. И втайне предавались глупым и детским мечтам о том, как в один прекрасный день Ельцин заявится в Кремль, зайдет в свой кабинет и скажет пареньку: «Слышь, любезный, ты разве не понял? Так пошутил я тогда с отставкой. Так что давай, пакуй манатки и освобождай помещение. И этого, как его, Сечина с собой забирай… А где Шевченко?»
И когда во всей красе разворачивалось дело ЮКОСа, мы все ждали, что теперь уж он точно скажет свое веское слово. Дескать, не сможет Борис Николаевич стерпеть, что такое вытворяют… да нет, не с ЮКОСом, конечно, – со страной. А потом был Беслан, отмена губернаторских выборов и т.д. «Да… – вздыхали мы, – Видать, всерьез прижали Ельцина, раз он и сейчас молчит. Обложили со всех сторон, детей в заложники взяли, следят за каждым шагом. Тут сто раз подумаешь, перед тем как лишнее слово произнести».
Накануне своего семиде-сятипятилетия Борис Ельцин дал несколько интервью. В одном из них он, в частности, сказал: «Конечно, я рад, что не ошибся, остановив свой выбор на Владимире Путине…»
«Да, – подумал я, – видать, всерьез прижали Ельцина». Но тут же осекся и понял, что больше мне его не жалко и что я уже от него ничего не жду. И что, пожалуй, мне пора о нем забыть как о гостинице в Сызрани.
И только одно я хотел бы сказать Ельцину в день его юбилея: «А уж мы-то как рады, Борис Николаевич…»
