Мне было бы проще, если б я был один
Вчера, 12 апреля 2006, Мосгорсуд подтвердил правомерность решения об аресте счетов фонда «Открытая Россия», ранее принятое Басманным судом. Перед зданием суда был организован пикет, в нем приняли участи представители СПС, ОГФ и группы «Совесть». На заседании суда присутствовали Борис Надеждин, Ирина Хакамада, Гарри Каспаров.
Александр Осовцов, директор программ МОО «Открытая Россия» о решении Мосгорсуда, аресте счетов фонда и планах на будущее:
Даже сложно как-то прокомментировать то, что произошло в Московском городском суде. Это было худшее воплощение американского тезиса «Суд прав не потому, что он прав, а потому, что он суд». Так называемые прения сторон были превращены в простую формальность… Все было решено заранее… Все наши аргументы остались без внимания, никто даже не посчитал нужным отвечать. Например, наш адвокат говорил о том, что Басманный суд, принявший решение об аресте счетов, прошел с нарушениями. Судьи просто физически не могли успеть за 15 минут (которые согласно протоколу шел суд) ознакомиться со всеми документами, а это, между прочим, 60 страниц текста, шесть из них на иностранном языке, к тому же нужно было время, чтобы вынести решение и напечатать его. Я как человек, много лет изучавший логику, уверенно могу сказать про прокурора, что с логикой у него проблемы. Или дело не в этом, возможно, прокурор вообще не считал нужным что-либо доказывать и аргументировать. Хотя, с другой стороны, а как докажешь, что Бассманный суд за 15 минут успел сделать все то, на что и двух часов не хватит?
Сейчас самый актуальный вопрос – что делать дальше. Что именно мы будем предпринимать, решит правление, я в индивидуальным порядке решать этого не могу. У нас демократическая организация с коллегиальной формой управления. Между прочим, по нашему уставу, что опять-таки звучало сегодня на суде, председатель правления, то есть Ходорковский, даже теоретически не может считаться собственником тех средств, что были арестованы. Председатель не владеет деньгами фонда, в смысле распоряжения ими — не только пользования или, не дай бог, владения, но даже распоряжения! Председатель правления у нас — это человек, который председательствует на заседаниях, ведет заседания, но вовсе не принимает единоличных решений.
Очевидно, что выбор, что делать дальше, особым разнообразием не отличается. Варианты следующие: обратиться в Конституционный и в Страсбургский суд. Вопрос состоит в том, делать ли это вообще и, если делать, то как. Я лично буду предлагать делать, а вот как – сложный вопрос. Счета арестованы, денег нет, и технически это все становится труднее и труднее. Кроме того, все достаточно рискованно с точки зрения судеб живых людей. Я не исключаю того, что им грозит реальная опасность, и я обязан с этим считаться. Не могу избавиться от мысли, честно говорю, что если бы речь шла только о моих личных рисках, то мне было бы гораздо проще. Но так как десятки, сотни, тысячи людей работают в «Открытой России», участвуют в деятельности проектов нашей организации, то думать о людях — моя обязанность. Ведь могут начать не с нас, то есть, грубо говоря, с тех, кто принимает решения, а с них.
Я думаю, что мы будем искать способы бороться за наши права дальше, минимизировав риски для участников фонда. Нужно четко понимать, что люди приходили сюда не для того, чтобы строить баррикады, а для того, чтобы участвовать в образовательно-просветительской деятельности. Конечно, я не виноват, что образовательную деятельность власть рассматривает как политическую и оппозиционную, фигурально выражаясь, на грани строительства баррикад. В политические организации, неважно какие, в любую партию: в НДС Касьянова, в ОГФ под руководством Каспарова, люди приходят с определенной мотивировкой, сознавая риски. А сюда-то нет… Мы предлагали другое — и делали другое. Да, участие Ходорковского, собственно, ни от кого не скрывалось, но из этого же не следует, что все готовы выкладываться так, как Ходорковский.
Сначала надо спросить у людей, чего они хотят, готовы ли они рисковать. Мы будем организовывать собрания, обсуждения. Я лично готов бороться дальше, но я не могу отвечать за всех.
Обсудить "Мне было бы проще, если б я был один" на форумеАлександр Осовцов, директор программ МОО «Открытая Россия» о решении Мосгорсуда, аресте счетов фонда и планах на будущее:
Даже сложно как-то прокомментировать то, что произошло в Московском городском суде. Это было худшее воплощение американского тезиса «Суд прав не потому, что он прав, а потому, что он суд». Так называемые прения сторон были превращены в простую формальность… Все было решено заранее… Все наши аргументы остались без внимания, никто даже не посчитал нужным отвечать. Например, наш адвокат говорил о том, что Басманный суд, принявший решение об аресте счетов, прошел с нарушениями. Судьи просто физически не могли успеть за 15 минут (которые согласно протоколу шел суд) ознакомиться со всеми документами, а это, между прочим, 60 страниц текста, шесть из них на иностранном языке, к тому же нужно было время, чтобы вынести решение и напечатать его. Я как человек, много лет изучавший логику, уверенно могу сказать про прокурора, что с логикой у него проблемы. Или дело не в этом, возможно, прокурор вообще не считал нужным что-либо доказывать и аргументировать. Хотя, с другой стороны, а как докажешь, что Бассманный суд за 15 минут успел сделать все то, на что и двух часов не хватит?
Сейчас самый актуальный вопрос – что делать дальше. Что именно мы будем предпринимать, решит правление, я в индивидуальным порядке решать этого не могу. У нас демократическая организация с коллегиальной формой управления. Между прочим, по нашему уставу, что опять-таки звучало сегодня на суде, председатель правления, то есть Ходорковский, даже теоретически не может считаться собственником тех средств, что были арестованы. Председатель не владеет деньгами фонда, в смысле распоряжения ими — не только пользования или, не дай бог, владения, но даже распоряжения! Председатель правления у нас — это человек, который председательствует на заседаниях, ведет заседания, но вовсе не принимает единоличных решений.
Очевидно, что выбор, что делать дальше, особым разнообразием не отличается. Варианты следующие: обратиться в Конституционный и в Страсбургский суд. Вопрос состоит в том, делать ли это вообще и, если делать, то как. Я лично буду предлагать делать, а вот как – сложный вопрос. Счета арестованы, денег нет, и технически это все становится труднее и труднее. Кроме того, все достаточно рискованно с точки зрения судеб живых людей. Я не исключаю того, что им грозит реальная опасность, и я обязан с этим считаться. Не могу избавиться от мысли, честно говорю, что если бы речь шла только о моих личных рисках, то мне было бы гораздо проще. Но так как десятки, сотни, тысячи людей работают в «Открытой России», участвуют в деятельности проектов нашей организации, то думать о людях — моя обязанность. Ведь могут начать не с нас, то есть, грубо говоря, с тех, кто принимает решения, а с них.
Я думаю, что мы будем искать способы бороться за наши права дальше, минимизировав риски для участников фонда. Нужно четко понимать, что люди приходили сюда не для того, чтобы строить баррикады, а для того, чтобы участвовать в образовательно-просветительской деятельности. Конечно, я не виноват, что образовательную деятельность власть рассматривает как политическую и оппозиционную, фигурально выражаясь, на грани строительства баррикад. В политические организации, неважно какие, в любую партию: в НДС Касьянова, в ОГФ под руководством Каспарова, люди приходят с определенной мотивировкой, сознавая риски. А сюда-то нет… Мы предлагали другое — и делали другое. Да, участие Ходорковского, собственно, ни от кого не скрывалось, но из этого же не следует, что все готовы выкладываться так, как Ходорковский.
Сначала надо спросить у людей, чего они хотят, готовы ли они рисковать. Мы будем организовывать собрания, обсуждения. Я лично готов бороться дальше, но я не могу отвечать за всех.
