Партийная номенклатура стала тем В«троянским конемВ», который разрушил изнутри советскую систему. КВ началуВ 1980-хВ годов ееВ интересы, бывшие реальным двигателем эволюции системы, источником ееВ планов иВ программ развития, окончательно разошлись сВ официально провозглашаемым курсомВ социально-экономическогоВ развития иВ официальными коммунистическими ценностями[36]. Номенклатурный принцип подбора кадров основывался неВ наВ профессионализме, аВ вВ первую очередь наВ политической лояльности. НаВ должности назначались В«свои людиВ», включая родственников иВ знакомых.

Важнейшей особенностью номенклатуры являлась ееВ закрытость, неВ позволявшая обществу контролировать характер иВ объем полномочий чиновников, ихВ привилегии. Лица, вошедшие однажды вВ номенклатуру, переводились сВ должности наВ должность почти автоматически. Что явно расходилось сВ провозглашенными нормами внутрипартийной демократии, выборности иВ сменяемости высших руководителей иВ потому скрывалось отВ глаз рядовых коммунистов иВ остального общества. Даже сам факт существования номенклатурных списков был обществу неизвестен. СВ 1932 года номенклатурные перечни должностей иВ списки людей, входивших вВ номенклатуру, были государственной тайной[37].

Номенклатура формировалась заВ редким исключением изВ малообразованных слоев населения, поВ большей части изВ рабочих иВ крестьян, которые получали поверхностное, жестко идеологизированное образование. Интеллигенция сВ ееВ (помимо специальных) широкими гуманитарными знаниями, нравственными принципами иВ традициями воВ власть практически неВ допускалась. Созданный таким образом слой советских управленцев, названныйВ А. И. СолженицынымВ В«образованцамиВ», наВ многие десятилетия определил консервативный, реакционный характер властвующей элиты. ОтВ этого наследия наша страна неВ вполне избавилась иВ поВ сей день.

Другой принципиальной особенностью номенклатуры, непосредственно вытекавшей изВ социально-экономическойВ природы советской системы, ееВ доктринальных основ, была натуральная оплата ееВ службы. ВВ первые годы советской власти реальное материальное положение всех категорий работников определялось прежде всего натуральным снабжением. Руководители имели возможность получать дополнительные, неВ фиксируемые общими нормами специальные продовольственные пайки (В«броньпаекВ», В«усиленный паекВ», В«красноармейскийВ» иВ др.)[38]. Сначала разовые иВ другие выдачи считались отступлениями отВ принципа, затем стали нормой.

Путь отВ простой сытости доВ потребности вВ В«настоящейВ» собственности как базы для новой самоидентификации номенклатура прошла вВ несколько этапов. Независимый интерес, прежде всего интерес самосохранения иВ воспроизведения, мог возникнуть иВ укрепиться уВ номенклатуры лишь вВ определенных условиях. ДоВ серединыВ 1950-х — началаВ 1960-хВ годов таких условий неВ было. Коммунистическая идеология крепко цементировала советскую систему. ДоВ революции иВ сразу после нее своеобразным фильтром против В«обрастанияВ» было само положение партийцев, сопряженное сВ риском полицейских преследований, тюремных застенков, каторги. ВВ годы Гражданской войны иВ НЭПа неодолимый рефлекс приватизации власти сдерживался верой вчерашних революционеров вВ коммунистическую идеологию иВ страхом перед возможными репрессиями заВ идейное предательство, В«разложениеВ».

Справедливо считая коррупцию величайшим злом, Ленин предлагал поддавшихся коррупции коммунистов наказывать вдвое строже, чем беспартийных. Большие, ноВ неоправданные надежды возлагались наВ В«партмаксимумВ», когда членам партии запрещалось получать зарплату выше установленного максимума[39]. Уже вВ 1920-еВ годы деформация партийных нравов достигла таких размеров, что они стали опасны для дееспособности партии. После революции число членов партии выросло более чем вВ 30 раз: сВ 24 тыс. вВ марте 1917 года доВ 732,5 тыс. вВ марте 1921 года.

Одновременно происходило расслоение ееВ рядов, связанное сВ концентрацией власти вВ руках партийной верхушки. Для борьбы сВ нравственными деформациями вВ партии были созданы В«суд коммунистической чести» — Контрольная комиссия (впоследствии стала называться центральной — ЦКК) иВ соответствующие комиссии наВ местах, чтобы В«чистить, выгонять, надзиратьВ»[40]. Наряду сВ ними применялись иВ более сильные средства — одноразовые всеобщие чистки партийных рядов. ВВ ходе проведенной воВ второй половине 1921 года чистки изВ партии было исключено 24,1% ееВ членов.

ВВ годы НЭПа вопрос оВ материальном неравенстве иВ излишествах номенклатуры оказался, поВ выражению видного большевика иВ члена Верховного суда РСФСРВ А. А. Сольца, задачей более сложной, чем совершение 20 революций[41]. НоваяВ партийно-государственнаяВ бюрократия чувствовала себя полноправной восприемницей старой верхушки общества иВ стремилась усвоить общие для высших слоев стандарты культуры иВ поведения. ПоВ свидетельству современников, вВ Москве 1926 года наВ спектаклях поВ В«белогвардейскойВ» пьесе М. Булгакова В«Дни ТурбиныхВ» зал, заполненный новой революционной аристократией, В«комиссарскойВ» публикой, совбурами (советской бюрократией), откровенно сочувствовал белому офицерству. Бюрократии, как видно, уже надоело постоянно иВ упорно навязываемое родство сВ рабоче-крестьянскойВ массой, она вожделела изящества иВ высших образцов вВ своей жизни[42].

Однако инерция революционных ожиданий, марксистская идеология сВ ееВ антисобственнической направленностью, нерастраченная вера вВ В«социалистические идеалыВ», наконец, просто инстинкт самосохранения неВ позволили номенклатуре вернуться кВ В«номенклатурно-государственномуВ капитализмуВ»[43]. КВ томуВ же незначительные материальные преимущества, полученные ответственными работниками вВ ходе революции иВ Гражданской войны, неВ создавали ещеВ материально-бытовойВ основы для отказа отВ коммунистической риторики. Большинство изВ них пока ощущало себя революционерами, поборниками идеи, готовыми идти наВ любые испытания, наВ борьбу иВ лишения. ВВ предвоенные иВ особенно вВ послевоенные годы открытые иВ завуалированные привилегии продолжали нарастать. Городское население увеличивалось, жилья строилось недостаточно, квартиры получала прежде всего номенклатура. Возникли В«отраслевые привилегииВ», при которыхВ партийно-государственныйВ аппарат, руководящие чиновники отраслевых наркоматов пользовались услугами спецполиклиник, В«собственныхВ» санаториев, домов отдыха. Количество иВ качество привилегий зависело отВ занимаемого поста, аВ сам пост зависел отВ вышестоящего начальства.

Так год заВ годом менялась ментальность руководящих кадров. Система все больше теряла идеологическую привлекательность. В«Революционный дух изВ идеологии беспощадно вытравляла… сама система, панически боявшаяся любых революционных выступлений, которые теперь могли быть направлены только против нее, против коммунистического государстваВ»[44]. ВВ 1930–1940-е годы лишь страх мешал окончательному перерождению номенклатуры, лишенной искренней веры вВ непогрешимостьВ марксизма-ленинизма. Ведь любой самый высокопоставленный чиновник испытывал постоянный страх заВ свою судьбу. Сталин репрессиями иВ подачками держал номенклатуру В«вВ уздеВ».

ХХВ съезд КПСС стал важнейшей вехой вВ либерализации советской системы иВ одновременно открыл шлюзы для В«перерожденияВ» номенклатуры. Разоблачение сталинских преступлений нанесло серьезный удар поВ коммунистической идеологии. СВ точки зрения ортодоксаВ В. М. Молотова, даже искренне преданный коммунистической идеологииВ Н. С. ХрущевВ мыслилВ по-буржуазному. ВВ образе мыслей партийных чиновников была пробита брешь. В«Мы, конечно, оставались наВ марксистской почве, — вспоминал бывший советникВ М. С. Горбачева, — ноВ уВ части верящих вВ возможности создания вВ СССР В«социализма сВ человеческим лицом уже была своя внутренняя идеологическая позиция, которая проецировалась наВ профессиональные дела. Короче, мыВ пришли кВ двоемыслию. Скорее кВ двойственности вВ поведении, когда дело касалось политических вопросов, что говорилось иВ делалось для себя иВ для официального потребленияВ»[45]. Аппаратчики стали более критично относиться кВ существовавшим вВ ЦКВ антидемократическим порядкам, чинопочитанию, обязательному славословию высшего руководства.

СВ приходом кВ властиВ Л. И. БрежневаВ время репрессий вВ партийной номенклатуре окончательно ушло вВ прошлое. Онаосвободилась отВ многих моральных запретов. ВВ 1970-еВ годы основным критерием продвижения поВ службе стала уже В«личная преданность ХозяинуВ»[46]. Передвигаясь отВ одной номенклатурной должности кВ другой, первые лица вели заВ собой проверенных людей сВ предыдущих мест своей руководящей работы. Наиболее сильной В«группой влиянияВ» вВ высших эшелонах власти стала В«днепропетровская группировкаВ», названная поВ месту начала трудовой деятельности будущего генсека. Меньшим, ноВ всеВ же ощутимым влиянием пользовались иВ соратники Брежнева поВ его работе вВ Молдавии иВ Казахстане.

ВВ 1960–1970-е годы высший слой партийных функционеров разросся заВ счет верхушки профсоюзов, ВПК, привилегированной научной иВ творческой интеллигенции. Они принесли сВ собой новые взгляды, настроения иВ ценности, марксистская идеология была для них лишь привычной риторикой. Более того, персональными носителямиВ национально-государственническойсоставляющей этой идеологии стали, как правило, В«бронтозаврыВ» сталинизма. Для номенклатуры это традиционно ассоциировалось сВ В«завинчиванием гаекВ» иВ сВ ограничением свободы обогащаться[47]. ВВ этих условиях номенклатурная элита сделала ставку наВ идеологию В«социализма сВ человеческим лицомВ»[48], изменились иВ ееВ представления оВ характере развития советского общества.

Новые элементы, привнесенные вВ социалистическую систему вВ годы хрущевской В«оттепелиВ» иВ хозяйственной реформы 1965 года (социалистическая законность, материальное стимулирование, хозрасчет, прибыль), расширили диапазон возможных путей развития советского общества вВ рамках официальной доктрины. Если вВ серединеВ 1960-хВ годов номенклатура предпочитала стабильное, даже стагнирующее развитие, тоВ вВ 1970-еВ годы ееВ целью стала постепенная трансформация общества, неВ требовавшая слома режима иВ других серьезных потрясений. Централизованная экономика иВ политический тоталитаризм больше неВ отвечали ееВ интересам.

В«ДиссидентскиеВ» лозунги гласности, демократизации общественной жизни, создания правового государства, открытого общества, радикальной реформы вВ экономике нашли отклик вВ среде неВ только писателей, философов, художников, ноВ иВ частичиновничества. ВВ отличие отВ старой номенклатуры, зависевшей отВ поведения ееВ верхних эшелонов, новая была более независима, поскольку обладала собственным неотчуждаемым багажом — профессиональными знаниями, ощущением укорененности вВ изменившейся социальной почве. Новое поколение элиты было наВ голову выше старого, почти все имели высшее образование, аВ многие — иВ ученые степени, неоднократно бывали наВ Западе.

Чем больше материальных возможностей появлялось уВ правящего слоя, тем более деградировала официальная идеология. КВ томуВ же привилегии — госдачи, персональные автомашины, спецпайки — имели относительный статус: ихВ нельзя было передать детям поВ наследству. Через систему привилегированного образования, аВ затем назначений иВ выдвижений поВ службе В«новый классВ» пытался создать систему передачи власти или хотяВ бы привилегий поВ наследству.

НеВ менее важная трансформация происходила иВ вВ распределении реальной власти внутри правящего класса. Хозяйственная элита вВ условиях всеобщего дефицита, распоряжаясь материальными, финансовыми иВ трудовыми ресурсами, реально участвовала вВ выработке политического курса страны. ВВ борьбе заВ свои интересы верхний эшелон хозяйственников — министры, руководители ведомств опирались наВ отраслевой В«патриотизмВ» своих подчиненных — складывались отраслевые кланы.

Мощным ускорителем отчуждения номенклатуры отВ В«ееВ» строя стал бюрократический рынок. Родовые черты советской системы — бюрократизм, дефицит товаров иВ услуг — побуждали людей искать решения вВ частных соглашениях, бартере товаров или сырья, фальсификации результатов работы. Даже если личная выгода неВ была главной целью, она становилась мощной движущей силой. При внешнем тотальном господстве государственной собственности укреплялись В«цеховикиВ». Росла В«теневая экономикаВ», позволявшая распределять продукцию иВ доходы вВ соответствии сВ доходами иВ предпочтениями потребителей.

Главным источником обогащения, В«предпервоначальногоВ» накопления капитала номенклатуры вВ 1960-е — началеВ 1980-хВ годов стали различные должностные злоупотребления, систематические взятки, приписки, протекционизм, В«зоны вне критикиВ». Хозяйственная реформа 1965 года, оживившаяВ товарно-денежныеВ отношения вВ стране, дала мощный импульс собственнической ориентации правящего слоя. Крупные расхитители, взяточники перестали скрывать нажитое нечестным путем богатство, охотно выставляли его напоказ. Возрастали значимость иВ цена В«полезныхВ» людей, способныхВ что-либоВ достать иВ чем-либоВ помочь.

КВ началуВ 1980-хВ годов отВ социалистического В«базисаВ» осталась лишь внешняя оболочка. Высшие государственные чиновники, министры, ихВ заместители, директора концернов искали возможность закрепить навечно свое право владеть иВ управлять, мечтали оВ праве собственности наВ предприятия. Желание советской номенклатуры изменить общественное устройство вВ своих интересах,В оформить-де-юреВ теВ права, которыми ониВ пользовались-де-факто, стало осознанной потребностью, аВ значит, исторической необходимостью.

Суд как пародия наВ правосудие

КВ началуВ 1980-хВ годов вВ СССР сложилась разветвленная судебная система, включавшая общегражданские иВ ведомственные суды. Формально поВ закону они были независимы вВ принятии решений. Однако реально неВ было независимого суда, который могВ бы контролировать соответствие законодательству распоряжений иВ действий государственной администрации. Суда, вВ который граждане моглиВ бы обратиться сВ иском кВ государству, аВ тем более сВ иском оВ признании того или иного закона или ведомственного акта противоречащим Конституции.

Весьма показательно, что 70% правовых норм, наВ основе которых суды выносили приговоры, было засекречено[49]. ВВ первый год перестройкиВ А. Н. ЯковлевВ вВ запискеВ М. С. Горбачевуконстатировал, что В«желающих вмешиваться вВ отправления правосудия хоть отбавляй, вВ связи сВ чем вВ стране формируется опасное мнение, что правосудия уВ нас нетВ»[50].

ВВ советской действительности вВ уголовном суде отсутствовал принцип равноправия иВ состязательности сторон обвинения иВ защиты наВ процессе. Если вВ Европе судья был третьей стороной вВ споре обвинителя иВ защитника, тоВ вВ советском суде, как вВ судах инквизиции, судья фактически представлял сторону обвинения. Как правило, обвинение (прокурор) иВ суд выступали единым фронтом против защиты.

ВВ сталинские времена роль адвоката была ничтожной. ВоВ многих случаях, вВ том числе воВ времена так называемых В«чистокВ», обвиняемые были лишены права наВ адвоката сВ момента задержания иВ доВ расстрела. ВВ политических процессах (или уголовных, которые вВ силу своего широкого общественного резонанса можно отнести кВ политическим) роль адвоката сводилась практически кВ нулю. Адвокаты считались пережитком капитализма.

Позже появились В«крамольныеВ» призывы оВ необходимости иВ допустимости оказания юридической помощи гражданам иВ организациям. ВВ ноябре 1979 года сВ принятием Закона В«ОбВ адвокатуре вВ СССР"дискуссии закончились. Однако иВ после принятия закона роль адвоката вВ уголовном суде былаВ по-прежнемуВ низка, если ееВ сравнивать сВ ролью адвоката вВ судебном процессе вВ западных системах юриспруденции. ВВ теВ годы восстановление независимой адвокатуры было невозможно — руководство адвокатурой было возложено наВ Министерство юстиции. Адвокат оказался слугой двух господ — нанимавшего его гражданина иВ министерства. Какой господин был главнее — очевидно. Институт частной адвокатуры вВ СССР отсутствовал. Это положение сохранялось доВ самого краха СССР.

ВВ годы хрущевской В«оттепелиВ» были сделаны определенные шаги поВ укреплению принципов законности иВ обеспечению гарантий прав советских граждан. Были упразднены Особое совещание при МВД СССР, В«тройкиВ» иВ В«двойкиВ», ликвидированы лагерные суды иВ спецтрибуналы войск госбезопасности. Отменены законодательные акты, где было явным отступление отВ обычных норм судопроизводства, повышена роль прокурорского надзора. Это положило начало идеологическому иВ организационному распаду политической юстиции вВ СССР сВ ееВ грубейшими нарушениями законности иВ массовым террором[51]. ВВ серединеВ 1950-хВ годов тысячи заключенных были освобождены отВ дальнейшего отбывания наказания. Принимались меры кВ смягчению или отмене уголовного наказания заВ аборты, самовольный уход сВ рабочего места. Линейные суды железнодорожного иВ водного транспорта были объединены вВ транспортные суды.

Однако иВ воВ времена В«оттепелиВ» продолжал проявляться специфический менталитет высшего партийного руководства, воспитанного вВ обстановке принуждения, насилия, тотального уничтожения В«врагаВ». Послесталинские лидеры пытались соединить несоединимое — законность иВ гарантированные еюВ права иВ свободы граждан сВ надзаконной экономической, политической иВ идеологической монополией наВ власть. Это означало, что права иВ свободы советских граждан должны были исключать неВ только любое противодействие власти, ноВ иВ любое открытое проявление инакомыслия поВ отношению кВ ней.

Летом 1961 годаВ Н. С. ХрущевВ наВ заседании Президиума ЦКВ КПСС, раздосадованный тем, что суд приговорил Файбушенко иВ Рокотова, которые занимались незаконной скупкой иВ продажей иностранной валюты, В«всего лишьВ» кВ 15 годам заключения, упрекал Генерального прокурораВ Р. А. РуденкоВ сВ позиций революционного правосознания: В«ВыВ что, будете свою политику проводить или будете слушать ЦК?.. ДаВ пошли выВ кВ чертовой матери, простите заВ грубость. Народу стыдно вВ глаза смотреть, народ возмущается, грабители грабят, аВ выВ законы имВ пишете. Ишь какие либералы стали, чтобы ихВ буржуазия хвалила, что они никогда неВ расстреливают, аВ эти грабят рабочих иВ крестьян. Хотите, яВ общественным обвинителем выступлю сВ требованием расстрела… Надо подумать сейчас, товарищи, подумать, может быть, увеличить штат иВ усилить органы Шелепина[52]В (…надо увеличить агентов, уголовный розыск…). Сталин вВ этих вопросах правильную занимал политику. ОнВ перегибал палку, ноВ преступников мыВ никогда неВ щадили. Бить поВ врагам надо беспощадно иВ меткоВ»[53]. Вскоре поВ настоянию Хрущева вВ законодательство была введена статья, которая предусматривала смертную казнь заВ валютные операции иВ заВ расхитительство. Вопреки основополагающим принципам права, эта статья закона была применена кВ Рокотову, который совершил преступление доВ издания нового закона.

Рост оппозиционного движения вВ стране привел кВ ужесточению уголовного законодательства, принятию новых статей, позволявших арестовывать иВ судить граждан заВ инакомыслие. ВВ 1962 году Уголовный кодекс был дополнен статьей 70 оВ так называемой антисоветской агитации, аВ вВ 1966 году — статьями 190–1 иВ 190–3, которые ограничили права граждан[54].

СВ серединыВ 1960-хВ доВ концаВ 1980-хВ годов вВ развитии советского правосудия, как иВ всего государства, наблюдался очевидный застой. Некоторые усовершенствования вВ правосудии вВ 1960–1970-е годы неВ устранили серьезных препятствий для эффективной деятельности судов. Окончательно сложилось неписаное правило, поВ которому замещать должности судей могли только члены КПСС (вВ народных судах — иВ члены ВЛКСМ). Конституция 1977 года фактически повторила основные нормы сталинской Конституции, вВ том числе вВ сфере конституционного надзора. Новизна конституционного регулирования правосудия состояла лишь вВ закреплении вВ Основном законе принципов, уже установленных действовавшим законодательством.

Например, впервые наВ конституционном уровне была сформулирована нормаВ уголовно-процессуальногоВ законодательства, согласно которой никто неВ мог быть признан виновным вВ совершении преступления, аВ также подвергнут уголовному наказанию иначе как поВ приговору суда иВ вВ соответствии сВ законом. Некоторую возможность для борьбы граждан сВ произволом должностных лиц давала статья 58, впервые вВ истории советского государства закрепившая право граждан наВ обжалование вВ суде действий должностных лиц, совершенных сВ нарушением закона либо превышением полномочий. Однако для реализации этого права требовалось принять специальный закон, устанавливающий порядок рассмотрения судами подобных жалоб. НоВ онВ так иВ неВ был принят.

Некоторые нормы Конституции 1977 года были весьма противоречивы. Так, статья 151 закрепляла один изВ основных принципов организации иВ деятельности суда — В«правосудие вВ СССР осуществляется только судомВ», аВ статья 163 отдавала разрешение хозяйственных споров между предприятиями, учреждениями иВ организациями вВ исключительное ведение органов государственного арбитража вВ пределах ихВ компетенции. Посчитав незначительной новизну положений Конституции 1977 года, Верховный Совет оставил вВ силе старые Основы законодательства оВ судоустройстве.

Отказ отВ репрессий привел кВ росту массовых хищений, скрыть который неВ могли даже ухищрения вВ отчетности. Причины роста преступности власти объясняли бесхозяйственностью, В«отсутствием должного контроляВ», серьезными недостатками вВ бухгалтерском учете[55]. АВ истинная причина, заключавшаяся вВ том, что для миллионов граждан, как управленцев, так иВ простых работников, государственная собственность оставалась В«ничейнойВ», неВ называлась. Законодатели интенсивно меняли нормы уголовного законодательства, ноВ эти новации неВ давали эффекта, лишь лихорадили правоохранительную систему иВ суды.

Задачам правосудия неВ отвечал иВ предусмотренный Конституцией порядок избрания судей. Формально онВ выглядел демократично: народного судью избирали вВ результате прямых, равных иВ тайных выборов. ФактическиВ же вВ каждый избирательный бюллетень включалась только одна кандидатура. Причем окончательно кандидатура судьи утверждалась вВ отделе административных органов соответствующего партийного комитета. ВВ судах, как иВ вВ любых других государственных иВ негосударственных структурах, существовали партийные иВ комсомольские организации, которые проводили воспитательную работу, применяли меры общественного воздействия наВ судей. Только после этого или вВ случае грубого нарушения норм социалистической морали иВ законности возможна была собственно дисциплинарная ответственность судей. ВВ зависимости отВ уровня суда судьи избирались наВ 2–4 года. Причем В«чем ближе срок выборов, тем меньше принципиальностиВ»[56]. ВВ качестве рычагов влияния использовалисьВ жилищно-бытовыеВ иВ семейные условия жизни судей[57].

Автор -В Шестаков Владимир Алексеевич,
доктор исторических наук, ученый секретарь Института российской истории РАН