Объединиться побыстрее и не торопясь
Итак, закончившийся в конце прошлой недели Архиерейский собор Русской православной церкви за границей одобрил поэтапное развитие «канонического и евхаристического общения между разрозненными частями единой Русской Церкви». Формулировка дипломатичная, ничего не скажешь. И все послание Собора пастве выдержано в том же духе.
С одной стороны, встречным комиссиям по переговорам предлагают уже на ближайшем заседании «неотложно» обсудить остающиеся неразрешенными вопросы. С другой — предупреждают: «Пастырский подход диктует нам с осмотрительностью делать шаги на пути примирения с Русской Православной Церковью Московского Патриархата, чтобы "не сломить тростинки надломленной" (Мф. 12, 20)…» И буквально через запятую: «…Но осмотрительность совсем не означает поворота вспять или отложения богоугодного дела примирения». А что же означает? Что единение Церквей будет происходить «по мере удовлетворительного взаимоприемлемого решения остающихся проблем». Круг замкнулся.
Зарубежная церковь оказалась в трудной ситуации. Причин для разделения вроде бы больше нет, главное, нет богоборческой власти, которая некогда подвергала Церковь жестоким гонениям и требовала почти полного себе подчинения. Остающиеся вопросы, на взгляд секретаря Отдела внешних церковных связей Московского патриархата по межправославным связям протоиерея Николая Балашова, «имеют скорее церковно-практическое значение». В частности, по его словам, это проблема епархий и приходов РПЦЗ на канонической территории Московского патриархата, а также вопрос о статусе тех священнослужителей, которые принимались в РПЦЗ из Московского патриархата и других поместных Церквей без соблюдения принятых в православной церкви канонических правил. Из принципиальных разногласий осталось лишь «смущающее» зарубежников участие РПЦ во Всемирном совете церквей (подразумевающее тесные контакты с «еретиками-протестантами») — «соблазн», который резолюция IV Всезарубежного собора призывает как можно скорее устранить.
А объединяться все равно страшно. Акт о каноническом общении, подписание которого и должно формально обозначать, что РПЦЗ становится самоуправляемой частью РПЦ, так и не был опубликован в отличие от других документов, принятых двусторонними комиссиями. К обнародованному досье прилагается лишь его краткий пересказ. Это не может не настораживать. Члены зарубежной комиссии, правда, подробно «разъяснили» участникам Всезарубежного собора значение Акта, пообещав сохранение зарубежного Устава, нынешнего деления на епархии и их юридического статуса. Архиереи якобы по-прежнему будут избираться из среды зарубежников, сохранится Архиерейский собор, а также порядок выборов Синода и соответственно первоиерарха. Потом проект Акта подробно обсуждался Архиерейским собором, встречным комиссиям рекомендовано опубликовать уточненный документ еще до подписания. Но теперь новая проблема — окончательное утверждение Акта поручается уже Архиерейскому синоду РПЦЗ (то есть решение будет приниматься в узком кругу), и противники объединения бьют тревогу: сторонники альянса с Москвой в церковном руководстве готовят предательство!
Но даже если не готовят — где гарантии, что Московский патриархат и в дальнейшем будет сохранять по отношению к зарубежникам режим наибольшего благоприятствования? Не настанет ли такой момент, когда он захочет заменить «их» епископов «своими» — и попросту перестанет утверждать поставленных РПЦЗ архиереев? Где тогда будут обещанные самостоятельность и самоуправляемость? Разворачивающиеся на наших глазах печальные события в Сурожской епархии РПЦ (Великобритания), думаю, лишь нагнетают всевозможные страхи, немало способствуя тому, чтобы у зарубежных клириков и паствы появились дополнительные резоны не торопиться с объединением.
Но если оно все же состоится (а рано или поздно наверняка состоится), то, рассуждая эгоистически, можно задаться вопросом: выиграют или проиграют от этого прихожане православной церкви в России?
Всем известно, что зарубежники едва ли не самые ярые в мире консерваторы, отчаянно сопротивляющиеся «веяниям современности». Достаточно сказать, что РПЦЗ не поддерживает канонического общения ни с кем, кроме греческих, болгарских и румынских старостильников, то есть почти таких же консерваторов, как она сама. В прошлом в ней были чрезвычайно сильны монархические настроения. И хотя теперь, со смертью эмигрантов первой волны, эти настроения поутихли, нелюбовь к демократической форме правления осталось. Недаром все 90-е годы с того берега доносилось ворчание по поводу того, «куда ведут Россию демократы, выставляющие себя выразителями „народной воли“».
Что еще нас может ожидать? Маленькая (около 400 приходов; для сравнения: в РПЦ более 25 тысяч приходов), питаемая в основном ностальгией церковь отчаянно пестовала все годы одиночества свою «русскость» — официальные ее издания до сих пор выходят с ятями. Неудивительно, что часть клира заражена ксенофобией и антисемитизмом. Во всяком случае, когда после выступления патриарха Алексия II перед нью-йоркскими раввинами некоторые российские священники перестали поминать Святейшего в храмах, нашлись такие за рубежом, кто похвалил их за «здравомыслие».
Казалось бы, это должно провоцировать самые худшие опасения, что с присоединением зарубежников активизируются наши собственные фундаменталистские силы. Однако не все так однозначно. Несмотря на свою имперскую ностальгию, нынешние клирики РПЦЗ — это люди, сложившиеся вне советского контекста, в условиях демократии, они привыкли свободно строить внутрицерковные отношения, свободно излагать свои мысли. Все годы своего изгнания Зарубежная церковь была совершенно самостоятельна и зависела разве что от прихожан. Да, в демократии зарубежники видят бесконечные изъяны, но к праву относятся с уважением, полагая его необходимой санитарной нормой в греховном мире, из которого ушла любовь.
Кроме того, несмотря на дореволюционный государственнический настрой, РПЦЗ во многом мыслила себя наследницей реформаторского Поместного собора 1917—1918 годов и в своей жизни следовала его решениям. Ее Устав (Положение о Русской православной церкви за границей) более либерален, чем Устав РПЦ. В частности, он ограничивает всевластие епископов, предполагает довольно широкое участие в церковной жизни мирян (практически изгнанных из всех управленческих органов в РПЦ), гораздо более четко прописывает вопросы собственности. Например, там содержится пункт о том, что личное имущество епископа «должно быть известно окружающим его священнослужителям и не смешиваемо с церковным имуществом».
Да и то, как ведут себя архиереи РПЦЗ во всей истории с объединением, говорит о том, что в Зарубежной церкви приняты принципиально иные взаимоотношения. С клиром и паствой считаются. Видя неготовность части церковного целого к сближению с Москвой, его пытаются убедить, медлят и ждут, когда «созреет» большинство. Вряд ли здесь возможна ситуация, когда епархиальный архиерей сегодня освобождает настоятеля храма от служения якобы по просьбе прихожан, через пять дней якобы по их же просьбе восстанавливает, а еще через месяц «для пользы дела Церкви» переводит в другой храм, как это было с отцом Павлом Адельгеймом. В Зарубежной церкви, кажется, всерьез относятся к той самой соборности, о которой у нас так любят поговорить, но на деле старательно избегают.
Логичным образом и окончательное решение вопроса о единстве РПЦЗ поставила в зависимость от созыва Поместного сбора (всей полноты Церкви, включая мирян), того самого, который практически отменен новым Уставом РПЦ, ибо его сроки определяются теперь Архиерейским собором (по старому Уставу Поместный собор созывался не реже одного раза в пять лет). Последний Поместный собор прошел в 1990 году и был посвящен выборам патриарха — с тех пор церковное руководство упорно настаивает на «неготовности» российских православных к столь ответственному мероприятию.
Так чья же в конце концов возьмет? И не получим ли мы церковь, соединившую худшие стороны зарубежников и наши собственные — авторитаризм, наплевательское отношение к тому самому ближнему, который взывает к любви? Здравый смысл говорит, что этого все-таки не произойдет. Наверняка в ходе взаимного общения притирка будет идти по всем направлениям. Конечно, многое будет зависеть от вектора политического развития России. Однако если зарубежникам, например, удастся склонить патриархию к созыву Поместного собора, то не раз провозглашенную ими задачу — сохранить здоровые основы российского православия — можно будет считать отчасти выполненной.
