Уголок Шендеровича: Часть 5
Вместо года на Бродвее советская власть разрешила нам две недели гастролей в Венгрии.
И вот в последних числах мая 1980-го года я шагал по Будапешту – свободный, как перышко в небе. Мне нравился Будапешт, но еще больше нравилось ощущение абсолютной свободы. Я брел, куда глаза глядят, и набрел на лавочку, в витрине которой штабелями лежали джинсы. Настоящие! Не подольский «самострок», сваренный в кастрюле, а натуральные «левайсы»!
Ровесники поймут мои чувства без слов, а молодежи всё равно не объяснить.
Я судорожно захлопал себя по карманам – и понял, что все мои хилые форинты остались в гостинице. Сердце оборвалось, но интеллект работал, как часы. Я подошел к ближайшему углу, записал название улицы, вернулся к лавочке, записал номер дома, идентифицировал место на карте – и рванул в гостиницу.
Уже с форинтами в кармане, выбегая из отеля, я столкнулся с Катариной, нашей переводчицей и гидом.
– О, ВиктОр! – обрадовалась она. – Как хорошо, что вы тут! Мы идем в музеум: Эль Греко, Гойя…
Какой Эль Греко – левайсы штабелями! Я, как мог, объяснил Катарине экстремальность ситуации, но не убедил.
– Джинсы – завтра, – сказала она. И тут я Катарину напугал:
– Завтра может не быть.
– Почему не быть? – В глазах мадьярки мелькнула тревога: может быть, я знаю что–то о планах Варшавского Договора? Почему бы завтра в Будапеште джинсам – не быть? Но я не был похож на человека из Генштаба, и Катарина успокоилась.
– Быть! – сказала она. – Завтра джинсы – быть! А сейчас – музеум…
Репутация культурного юноши была мне дорога, и я сдался. И пошел я в музеум, и ходил вдоль этого Эль Греко, а на сердце скребли кошки, и все думал: ох, пролечу. Не достанется. Расхватают. Закроют…
Но Катарина была права – джинсы «быть» в Венгрии и назавтра. На каждом углу и сколько хочешь. Я носил их лет пятнадцать.
Желание быть испанцем
Шел восемьдесят четвертый год.
Я торчал, как вкопанный, перед зданием ТАСС на Тверском бульваре. В просторных окнах-витринах светилась официальная фотохроника. На центральной фотографии – на Соборной площади в Кремле, строго анфас, рядышком – стояли король Испании Хуан Карлос и товарищ Черненко. Об руку с королем Испании Хуаном Карлосом стояла королева София; возле товарища Черненко имелась супруга. Руки супруги товарища Черненко цепко держали сумочку типа ридикюль. Но бог с нею, с сумочкой – лица!
Два – и два других рядом.
Меня охватил антропологический ужас.
Я не был диссидентом, я был вольнодумец в рамках, но этот контраст поразил меня в самое сердце. Я вдруг ощутил страшный стыд за то, что меня, мою страну представляют в мире и вселенной – эти, а не те.
В одну секунду я стал антисоветчиком – по эстетическим соображениям.