Мне Тифлис горбатый снится…
…Из нового здания аэропорта «Звартноц», через Ереван, гудящий свадебными машинами по случаю субботы; мимо ветреного озера Севан; через город Дилижан (тот самый, где «кран откроешь, вода течет — второе место в мире занимает»); через Семеновский перевал, уже гаснущий в сумерках; через армяно-грузинскую границу в Садахло, где сначала долго ждешь в темноте у таможни, дальше ползешь короткими отрезками между шлагбаумами, а потом, вместо последнего шлагбаума, обнаруживаешь стульчик, который пограничник просто убирает в сторону, чтобы твоя машина могла въехать наконец на родину Шота Руставели и Котэ Махарадзе; мимо притихших сел, через вечерние окраины города въезжаешь в оживший после обмороков войны центр Тбилиси — и попадаешь за стол в ресторане «Пиросмани».
Сразу! Как говорится, с вещами…
Потому что там тебя ждут, и есть повод – гуляют в честь пятидесятилетия Николая Свентицкого, тезки Пиросмани и директора театра им. Грибоедова.
Свентицкий и пригласил меня приехать сюда и дать концерт в его театре. И я с радостью согласился не дожидаться, пока придет в сознание после приступа дегенеративной ненависти Российская Федерация и подведомственный ей «Аэрофлот», а приехать сразу. Я хотел сделать это и без всякого концерта, просто так, но уж раз гора пошла навстречу Магомету…
Можно было, конечно, добраться до Тифлиса и самолетом — с пересадкой в Киеве или (только не смейтесь) в Стамбуле, но мы выбрали автомобильный путь: нет худа без добра — не упускать же возможности увидеть все это? «Мы» – это я, моя жена и моя дочь (когда еще знакомить девушку с настоящей Грузией, как не в эти дни ненависти?).
В общем, все замечательно совпало.
Начиная с десяти часов вечера субботы, едва войдя в «Пиросмани», мы начали переходить из рук в руки, из-за стола за стол, от одной легенды к другой, в сплошной любви и благорасположении. Это продолжалось до утра вторника, с небольшими перерывами на сон в гостеприимном доме Наташи и Рамаза Чхиквадзе («Древо желания», помните героя первой новеллы? — это он).
Я умирал от счастья.
Вы бы тоже умерли от счастья, если бы к вам, размягченному после четырнадцатичасовой дороги порцией хачапури, пхали и стаканом «спиртосодержащей жидкости из Грузии», как сказал бы санитарный врач Онищенко, не к ночи будь помянут, подошла бы милая незнакомая женщина и сказала: «Я – Ирма Сохадзе». И спела бы для вас «Оранжевое небо» (слова Арканова, музыка Певзнера).
Спела голосом, не изменившимся за время обрушения империи.
Назавтра мы с женой и дочерью обедали в Мцхете («там, где сливаяся, шумят…» — да-да, сливаются и шумят, обнявшись, будто две сестры, мамой клянусь!). А еще назавтра завтракали у прекрасно-лукавого Резо Габриадзе («я самый трусливый человек на свете, Виктор, и под кроватью больше нет места»…). И после сеанса в серных банях, описанных в «Путешествии в Арзрум» («побудешь немного Пушкиным»), из рук терщика Сосо, транзитом через подвал пекарни, где нам зацепили лаваш из печки и отдали, не взяв ни лари, перешли за стол к Вахтангу Кикабидзе, чтобы (я в сотый раз, а мои девушки впервые) услышать историю про то, как однажды Отар Иоселиани пришел на поминки и не знал, что это поминки…
Отар Давидович, как выясняется, Бубе приходится родственником — в Тбилиси, кажется, все родственники, или крестные, или крестники... Маленький город, маленький народ — без любви и благодарности к которому русское сердце после Пушкина вполне русским считаться не может. «Я так думаю!»
Да, я был счастлив в эти дни, и, кажется, приносил немного счастья сам.
Потому что тбилисцы тяжело оскорблены нами, которых считали и считают братьями — и как дети рады теперь любому человеческому лицу, отрытому сердцу, доброму слову. Любому подтверждению того, что Россия – это не Сергей Иванов и не Владимир Путин, а еще что-то другое...
Я был этим подтверждением. Я, собственно, затем и ехал. Мне казалось – это так просто, так понятно…
Приехав же, я был ознакомлен с цитатой из свежего леонтьевского «Однако». Оказывается, я «потянулся в Тбилиси на запах крови» вслед за Андреем Илларионовым – «не иначе как фронтовая бригада» (конец цитаты).
Нам обоим надо меньше пить, Миша. Позволь сказать тебе это по праву былой дружбы.
Но у меня есть счастливая возможность с утра, в доброй компании съесть хаш и несколько горячих, присыпанных перцем хинкали – и в хорошей форме выйти вечером на сцену тбилисского Русского театра имени Грибоедова, навстречу переполненному благодарному залу, а ты лишен обеих этих возможностей — и в больном состоянии, с нехорошей головой несешь всякую ересь по Первому каналу…
Я приехал в Тбилиси не в составе бригады, Миша! Меня привело сюда чувство любви, стыда и вины. Может быть, вокруг тебя еще остались люди, которые помнят, что это такое – спроси у них. Это очень личное чувство, Миша, и оно не сбивает людей в «бригады». Что же до Илларионова — может быть, Илларионов просто приличный человек, тебе не приходила в голову эта версия?
Кстати, мне было предложено встретиться с твоим высочайшим тезкой, Миша, и я отказался. И знаешь почему? Потому что мне он, как и ты, не нравится (у вас обоих опасный блеск в глазах), а в Грузию я приехал к людям, которые мне нравятся! Поддержать их, побыть с ними, обняться, выпить, сбросить груз с собственной души… Извиниться. Как извинялись перед Софико Чаурели — и в ее прекрасном лице перед всем грузинским народом – десятки россиян во время воскресного эфира на радио «Свобода»…
Миша, она любит Россию, как тебе и не снилось!
Потому что она любит людей, а не галлюцинацию об империи. Любит русский язык, а не Генштаб и собачку Путина! Софико Михайловна знает больше русской поэзии, Миша, чем ты, Путин и все его Ивановы вместе взятые.
Что же до политики, то, может быть, блистательная Софико и не в самом большом восторге от нынешней грузинской власти, но как все грузины – все, Миша, вне зависимости от известности и политической ориентации! – оскорблена нашим (России) беспардонным поведением по отношению к грузинскому народу.
Так вот, насчет «кровавого режима Саакашвили», который ежевечерне взвинчивает тебя до такого умственного изнеможения, — скажу тебе как родному, Миша: это не твое собачье дело! В Грузии отношение к президенту разное, как и положено при демократии — с южным коэффициентом в обе стороны, разумеется. Тут любят, там нет. Кто-то в восторге, кто-то «такую личную неприязнь испытывает к потерпевшему» – кушать не может. И тоже имеет основания. Но это их страна, Миша! Засунь себе саперную лопатку в одно место и кончай галлюцинировать, империя кончилась, ты уже посылал танки в Донбасс, не помогло… Скушай хаш, охолони.
Грузины разобрались с Гамсахурдия, разберутся, если надо, снова…
Если им будет надо. И если ты и твои кремлевские работодатели своим настойчивым имперским хамством окончательно не объединят вокруг Саакашвили весь грузинский народ.
Кстати, о хамстве. Николай Свентицкий, директор старейшего в зарубежье Русского драматического театра имени Грибоедова, очень хочет привезти в Тбилиси Сергея Юрского, давнего и горячего друга Грузии.
Если это сложится, ты уж, Миша, пожалуйста, не брякни случайно по Первому каналу, что Юрского «потянуло на кровь», ладно? От тебя и так люди шарахаются. И еще: попроси там, наверху, чтобы вернули самолеты на Тбилиси. Неловко гнать Сергея Юрьевича через Стамбул — он хоть и играл потомка янычаров, а глубоко русский и уже немолодой человек.
Похлопочи, Миша, тебе зачтется. Может, однажды тоже пустят в Тбилиси… Если бы ты знал, как там хорошо!
