Единицы хранения
У нас теперь новая мода — возвращать похищенное. Раньше недели не проходило, чтобы из какого-нибудь музея вплоть до «Эрмитажа» чего-то бесследно не пропало, а ныне недели не проходит, чтобы в тот же «Эрмитаж» чего-либо не возвернули. Причем, как правило, по доброй воле. Да и не только в музеи — вон, шахматисту Карпову аноним вернул украденные у него дорогущие шахматы из бивня мамонта, по нескольку тыщ у.е. за самую завалящую пешку! Или вот коммунистам подбросили картину про гарем и полуголых купальщиц. Зюганов отлично смотрелся на фоне этого полотна!
Что возвращают — это, конечно, здорово. Если бы вот еще и не крали. Но, с вашего позволения, я не буду сейчас углубляться в проблему недофинансирования, убогости условий хранения и учета экспонатов, бедности сотрудников, толкающей их на преступления. Я о другом подумал.
Что стоит за казенной фразой, что в «музее таком-то столько-то миллионов единиц хранения»? В чем отличие «экспоната» от «единицы хранения»? Все-таки музей — не хранилище. Музей — место, где экспонаты выставляют, а не просто хранят. К сожалению, нет такой статистики, которая бы показывала, какой процент единиц хранения находится в выставочных залах того же «Эрмитажа», а сколько предметов хранятся в запасниках. Нет точных данных, сколько предметов НИКОГДА не покидало этих запасников, а так и оставалось единицами этого самого хранения.
Всем известны хрестоматийные фразы экскурсоводов, что «если приходить в «Эрмитаж» каждый день и осматривать все подряд по восемь часов ежедневно, останавливаясь у каждого экспоната хотя бы на минуту, то, чтобы обойти весь музей до конца, вам понадобится столько-то лет». Смысл в том, что и всей жизни не хватит. Правда, тут же подумалось, что и для составления полноценного мультимедийного каталога всех фондов не хватит никакой жизни, тем паче что тут по минутке-то на экспонат не хватит. А пока до конца каталога дойдут, из первых партий за прошедшие с момента их инвентаризации годы опять сопрут чего-нибудь.
И вот возник у меня несколько странный, видимо, вопрос: а зачем в музее столько единиц хранения? Я понимаю, что чем больше, тем теоретически лучше, тем больше всего можно передать потомкам, тем богаче наше наследие, да и просто престижно входить в число крупнейших музеев мира. Но очевидно же, что в этом случае, во-первых, создается почва для массового бесконтрольного воровства, а во-вторых, музей теряет свое главное предназначение — быть экспозицией — и превращается в склад.
Любопытно, что одной из первых идей, возникших после той нашумевшей недостачи в «Эрмитаже», была мысль сократить число выставок. Вот здорово! А лучше вообще их все отменить. Как будто воруют с выставок. Как будто без выставок станет надежнее сохранность запасников. Знакомый «черный археолог», когда я попрекал его, что он раскапывает курганы и не отдает вещи в музей, цинично отвечал: «Что, в музее нет этих монет? Нет этих черепков? Да их там полным-полно, они лежат там грудами, и их все равно никому не показывают». После таких слов мои претензии утихали.
Известно немало случаев, когда крупные музеи покупали на закупочных комиссиях у антикваров… свои собственные вещи! Некоторые по нескольку раз! Их крали из музея, который даже не подозревал об этом, и в музей же приносили — и ему же продавали, а потом крали снова и снова продавали.
Отдадим должное наглости и предприимчивости товарищей.
Крали и перепродавали, не вызывая подозрений, разумеется, не великие шедевры. Это керамика, мелкая мебель, посуда, заколки, булавки, часы, те же черепки, пуговицы — да масса всякого добра. И всё это лежит мертвым грузом, и все это учесть невозможно, зато вполне возможно похитить. Понимаю, что это проблема только больших музеев и больших фондов, но тем не менее. Я считаю, что в музеях должны быть только те вещи, которые представляют несомненную историческую, материальную или художественную ценность. Под это определение попадают далеко не все «единицы хранения». Подавляющее большинство из них ни исторической, ни выдающейся художественной, ни особой материальной ценности не имеют.
Тогда зачем они в музее? Ведь когда выставлялись украденные из «Эрмитажа» и возвращенные ему вещи, абсолютное большинство из них перед публикой предстали впервые! Вы понимаете — это оказался их единственный шанс! Если бы их не похитили, никто бы никогда их не увидел, и единицы хранения никогда не стали бы экспонатами! Разве это не абсурдно?
Тут может быть несколько выходов из положения. Какие-то экспонаты можно добровольно передать в более мелкие, скажем, провинциальные музеи, чьи экспозиции обычно довольно бедны. Можно даже открыть там филиалы «Эрмитажа», Русского музея и т.д.
А какие-то вещи можно, извините, просто продать. Это тот же самый антиквариат, который ничем не лучше выставляемого в антикварных салонах. Просто старые вещи, без яркой истории и исключительного значения. В музее им, по большому счету, нечего делать. А от их продажи можно было бы выручить весьма приличные суммы и на закупку настоящих шедевров, и на улучшение материального и технического обеспечения, на новые хранилища и системы охраны, на те же зарплаты нищим смотрителям.
Понимаю, что это может со стороны выглядеть диковато — как распродажа национального достояния, чего не было со времен большевиков. И сомнения понятны: где гарантии, что деньги не разворуют и т.п.? Но по этой логике в нашей стране вообще ничего сделать нельзя, потому что повсюду воруют, везде некомпетентность, а всякий закон умело обходится. Однако если не пробовать ничего менять, то ничего и не изменится. И в музеях по-прежнему будет храниться неизвестно что и неизвестно сколько. И оттуда всё так же будут воровать неизвестно что, сколько и когда. Хорошо нынче мода подбрасывать хозяевам шахматы из мамонта и бассейны из гарема. Но ведь всякая мода проходит.
