Полуавторитаризм на улицах Москвы
«Марш несогласных» 14 апреля еще раз показал, что Россия в настоящее время пребывает в «полуавторитарной» фазе своего развития. При полностью авторитарном режиме сам марш был бы невозможен – его организаторов арестовали бы еще задолго до проведения (этим авторитаризм отличается от тоталитаризма, при котором арест последовал бы после того, как инициатор марша рассказал бы о своих планах двум знакомым). При политической демократии власть и оппозиция смогли бы договориться о компромиссном варианте – если никак нельзя пройти по Тверской, то есть возможность добраться от Пушкинской до Тургеневской по не слишком многолюдным московским бульварам.
При полуавторитаризме марш все же смог состояться – и думается, что названная «Полит.ру» цифра в 5 тысяч участников недалека от истины, но с некоторыми поправками. 5 тысяч – это в общей сложности добравшиеся до Тургеневской и блокированные на Рождественском бульваре, оставшиеся на Пушкинской до конца событий и не допущенные под разными предлогами в Москву оппозиционно настроенные жители провинциальных городов (только один пример, приведенный Иваном Стариковым – два автобуса с сотней активистов «Другой России» были задержаны в четыре утра в Костроме под предлогом неисправности тормозов). Если учесть, что еще недавно «Другая Россия» была способна вывести на улицы лишь сотню-другую людей, то прогресс очевиден.
Однако полуавторитарный характер политического строя предопределил и особенности марша – от огромного количества «силовиков», собранных в центре Москвы, до нескольких сотен задержанных демонстрантов. Концентрируя в центре столицы тысячи омоновцев, просто милиционеров и солдат, власть рассчитывала на жесткий демонстрационный эффект. На это же были нацелены и многочисленные «утечки» катастрофического характера. В подобные сценарии, конечно, мало кто верил, но сам факт таких разговоров должен был стать сдерживающим фактором, заставляющим провести первую половину субботнего дня подальше от центра Москвы.
В ходе самого марша равным образом проявилась полуавторитарная стилистика. Каспарова задержали в самом начале, зато Касьянов в конце концов добрался до Тургеневской. Одних участников марша вполне авторитарно повязали – другие, мало чем от них отличающиеся, спокойно разошлись по домам. Впрочем, противоречивость действий власти проявилась и в другом. Самый яркий пример: милиция энергично и крайне жестко перекрывала Рождественский бульвар (что в логике власти выглядело целесообразным) и при этом фактически заталкивала людей в метро после окончания митинга, когда это уже не диктовалось никакими рациональными аргументами.
Российский полуавторитаризм – не случайное явление; он обусловлен приоритетами власти. С одной стороны, она не хочет быть полностью авторитарной, так как в противном случае российскому президенту придется не заседать в G8 вместе с главами наиболее могущественных государств мира, а общаться с изгоями типа Ким Чен Ира с его незабвенным бронепоездом и специалиста по истории Холокоста Ахмадинежада. Российский полуавторитаризм европейцы стерпят – энергозависимость заставляет их быть прагматичными; но полностью авторитарный режим – это уже слишком даже для нетребовательных сторонников realpolitik.
С другой стороны, одной из отличительных черт демократии является сменяемость власти: так, в посткоммунистической Польше на каждых парламентских выборах победу одерживает оппозиция, в нынешней Венгрии эта традиция прервалась только в прошлом году. Но смена власти в России – это масштабный передел основных экономических ресурсов. Особенно актуально это сейчас, когда основные компании хотя и находятся под контролем различных «питерских» кланов, но при этом официально контролируются государством: поэтому заменить их менеджмент можно без больших проблем. Понятно, что, когда ставки столь велики, вопрос о сменяемости власти приобретает драматический характер: даже «операция преемник», способная несколько поменять расстановку сил в Кремле, создает массу проблем, способы решения которых совершенно неочевидны.
Проблема полуавторитаризма в том, что по сравнению с авторитаризмом и демократией такой режим гораздо менее стабилен. Он способен обеспечить равновесие на определенный период, но постепенно вызывает все большее раздражение. Запросы общества растут все более быстрыми темпами – работает известный политологический «закон Токвиля», гласящий, что неприятности у власти чаще всего начинаются не в период прохождения «нижней точки» кризиса (как у нас в 1998 году), а во время улучшения социально-экономической ситуации, когда самые насущные проблемы решены и людям хочется большего.
Отметим, что в стране постепенно формируется средний класс, который постепенно осознает собственные экономические и политические интересы. У Глеба Павловского в его антимаршевой статье, опубликованной в «Русском журнале», есть одно замечательное признание. Говоря о еще не разогнанном марше, он называет его «весенним гулянием среднего класса». Павловский точно польстил его участникам – средний класс как таковой в России еще не сформировался (можно говорить лишь о средних слоях). Разумеется также, что в марше участвовало весьма незначительное количество представителей этих слоев, но указанная выше тенденция к росту участников акций радикальной оппозиции вполне может продолжиться. Особенно в том случае, если либеральные партии на ближайших выборах снова «пролетят» мимо Думы. Сейчас их отдельные активисты (а иногда и целые региональные отделения – как у «Яблока» в Петербурге) присоединяются к акциям «Другой России», а руководство продолжает сохранять надежды на думские мандаты. Если же эти надежды не оправдаются, то радикализация нынешней «системной» оппозиции станет вполне вероятной. И появление Никиты Белых на Пушкинской площади 14 апреля (пусть и в «личном качестве», а не как лидера СПС) в этом контексте может быть неслучайным. Да, правые организовали альтернативную маршу акцию (на которой требовали отставки аж подмосковного вице-губернатора – с точки зрения радикальных участников марша, это выглядит смешно), но совершенно ясно, на чьей стороне были их симпатии, когда милиция вступила в силовое противостояние с демонстрантами.
Добавим к этому, что средний класс недоволен меньше, чем более бедные слои населения, которые страдают от массы социальных проблем. Они осознают, что безнадежно проигрывают конкуренцию за место под солнцем, что их дети обречены на роль аутсайдеров. При этом их привлекает не столько примитивная уравниловка, сколько общество равных возможностей – идеал современной западной демократии. И оппозиция – в том числе радикальная – все более активно апеллирует именно к этой части населения, недовольство которой не трансформируется пока в электоральный выбор. При этом оппозиция овладевает лексикой, которая еще недавно с трудом усваивалась демократами – «наш город», «наша страна», - но единственно приемлема для абсолютного большинства российского народа.
Таким образом, отечественный полуавторитаризм, наглядно проявившийся на московских улицах, вполне может стать лишь переходной стадией в развитии страны. Вопрос только в том, что будет после него – произойдет ли демократическая трансформация или возобладает авторитарная тенденция, многие признаки которой москвичи могли наблюдать 14 апреля.
Автор - заместитель генерального директора Центра политических технологий
