Эстония поступила правильно
Страсти по Бронзовому солдату несколько улеглись, эмоции поостыли, толпы мародеров в Эстонии разбрелись по домам и тюрьмам, а Наши Местные Молодогвардейцы, порезвившись вволю, ждут дальнейших команд. События в Таллине и реакцию на них в Москве прокомментировали все, кто хотел, добавить к этому почти нечего.
Однако у меня, как читателя и слушателя, остался неприятный осадок от непонимания тех людей, с которыми до сих пор спорить было не о чем. «Все величие эстонской истории, все право на существование Эстонского государства заключено в том, что… вот кровь из носа, а Бронзовый Солдат с могилами будет находиться не здесь, а в двух километрах…», — говорит Сергей Бунтман в эфире «Эха Москвы». «Спору нет, то, что делают эстонские власти – мерзость и скотство», — утверждает в «ЕЖе» Александр Гольц.
Если бы это говорили и писали продажные перья, то не стоило бы этого и замечать. Но это говорят честные журналисты, к которым я отношусь с искренним уважением. Вероятно, такой же точки зрения придерживаются многие их читатели и слушатели, с которыми при других обстоятельствах спорить было бы тоже не о чем.
Бунтман и Гольц исходят из того, что решение о переносе памятника было продиктовано политическими соображениями. В этом есть часть правды, но это не все. Именно смешение политических категорий с моральными создало ту гремучую смесь, которая взорвалась беспорядками в Таллине и бесчинствами у эстонского посольства в Москве. Однако попробуем теперь абстрагироваться и рассмотреть политический и моральный контекст этих событий, не поддаваясь, насколько это возможно, эмоциям и личным пристрастиям.
Политическая часть решения эстонских властей состоит в переносе памятника, который, по их мнению, символизирует не только борьбу с фашизмом, но и советскую оккупацию Эстонии. Моральный аспект состоит, главным образом, в раскопке могил и перезахоронении останков погибших.
Была ли обоснована политическая составляющая этого решения? Судите сами. Советские войска дважды оккупировали Эстонию – в 1940 году как агрессоры, а в 1944 – преследуя отступающий Вермахт. После первой советской оккупации в Эстонии было арестовано около 7 тыс. человек; по разным данным от 1850 до 2200 человек были казнены на месте, в основном по обвинению в антисоветской деятельности. Было арестованы 800 кадровых офицеров Эстонии — половина ее офицерского состава. 14 июня 1941 года в северные районы Советского Союза были высланы около 10 тыс. эстонцев. Президент Эстонии Константин Пятс был арестован и помещен в Казанскую тюремно-психиатрическую больницу.
После второй оккупации на Север и в Сибирь было депортировано более 20 тыс. человек (25 марта 1949 года), а почти 10 тыс. участников антикоммунистического сопротивления были арестованы и около 1500 убиты в период партизанского движения 1944—1953 годов.
Да, Эстония пострадала и от фашизма — во время немецкой оккупации здесь было казнено 6600 граждан Эстонии, в том числе 929 евреев и 243 цыгана.
Еще неизвестно, что бы выбрали эстонцы, будь у них такая невероятная возможность выбора – 3 года фашистской оккупации или 47 лет советской? Это, конечно, из области догадок, но, положа руку на сердце, как не признать, что у эстонцев есть все основания считать Советскую армию не только освободительницей от нацизма, но и поработительницей эстонского государства? Замечательно проиллюстрировал эту ситуацию радиослушатель «Эха Москвы» из Тюмени: «Это как если защитил девушку от насильника и сам изнасиловал». Так должна ли девушка испытывать вечное чувство благодарности к одному насильнику за то, что он избавил ее от другого?
Сейчас Эстония избавляется не от своей исторической памяти, а от памятника, который оскорбляет национальные чувства эстонцев. Решение это, безусловно, политическое и, безусловно, верное. Эстония разрывает со своим советским прошлым, в то время как Россия судорожно за него цепляется, сохраняя памятники палачам своего народа на площадях и улицах, названных в честь коммунистических вождей, возвращая советский гимн, возрождая советские праздники, ритуалы и военные парады. Конечно, это всего лишь символы, но они символизируют противоположенные пути, по которым идут Эстония и Россия.
Надо сказать, что Эстония поступила с Бронзовым солдатом гораздо мягче, чем, например, иракцы с памятником Саддаму Хусейну или москвичи с памятником Феликсу Дзержинскому. Его не опрокидывали с помощью строительных кранов, как это было в Багдаде в 2003-м; на нем не плясали ликующие победители, как это было в 1991-м в Москве. Его перенесли в другое место города, где он и стоит сейчас целый и невредимый. Возможно, России, с ее имперскими традициями, трудно понять, что памятник армии, сменившей одну оккупацию на другую, воспринимается эстонцами как унижение, тем более, когда он стоит на одной из центральных площадей столицы. И, что может быть еще важнее, он воспринимается эстонцами как вызов советского прошлого, которое они считают позором своей истории, и в которое они возвращаться не хотят. И они хорошо помнят, что первый вариант этого памятника, после его установки в 1947 году, был взорван эстонскими школьницами – девочками, создавшими группу Сопротивления. За это они поплатились многими годами сибирских лагерей.
Конечно, существует еще и моральная сторона конфликта, связанная с переносом могил и памятью двенадцати советских солдат и офицеров, которые, сражаясь с фашизмом, скорее всего, и не думали о политическом будущем занятой советскими войсками Эстонии.
В чем же «мерзость и скотство» перенесения их могил на военное кладбище? Прах этих воинов лежал в безымянных могилах в центре Таллина под газоном, по которому беспрепятственно ходили прохожие. Иногда там собирались люди для проведения митингов и других шумных политических манифестаций. Если пафос противников переноса могил состоит в заботе о покое умерших, то о каком покое может идти речь в этом случае? Насколько вяжется такое захоронение в центре города с представлением о кладбище, тишину которого не должна нарушать суета городской жизни?
У разных людей могут быть разные представления. Со строго христианской точки зрения, могилы, кладбища, памятники – суть язычество, как и сама забота о мертвых и преклонение перед ними. Сказал же Христос своему ученику, решившему отстать от него, чтобы похоронить отца: «Пусть мертвые хоронят своих мертвых, оставь его и следуй за мной». Точки зрения, действительно, могут быть разные. Но со всех точек зрения, перенос могил с городских улиц на кладбище никак не может оскорбить память умерших.
Тем более нелепо обвинять в этом эстонские власти. Перед началом раскопок у памятника Бронзовому солдату на месте захоронения было проведено богослужение. Останки пытаются идентифицировать. Власти готовы передать прах родственникам, если таковые сыщутся. При этом все расходы эстонские власти берут на себя. В Эстонии, кстати, в качестве памятников, под охраной государства находятся 217 могил советских солдат, уход за которыми возложен на органы местного самоуправления.
Так же ли российское государство относится к могилам и безымянным захоронениям своих соотечественников? О чем говорить, когда десятки тысяч советских солдат и офицеров до сих пор лежат не захороненные в лесах на западе России; когда военные мемориалы уничтожаются в нашей стране местными властями под покровом ночи; когда гражданские кладбища сравнивают бульдозерами, а из могильных плит изготавливают бордюры для московских мостовых.
Почему не слышно о том, что это «мерзость и скотство», когда раскапываются древние захоронения, а останки людей, похороненных сотни или тысячи лет назад, выставляются на всеобщее обозрение для познавательных или научных целей? Или по отношению к умершим тоже действует срок давности? Отчего же в одних случаях равнодушное молчание, а в других – кипящее негодование?
Впрочем, это не упрек ни Сергею Бунтману, ни Александру Гольцу, ни вообще кому-либо конкретно. Это лишь констатация того печального факта, что умело построенная пропагандистская кампания способна создать такой эмоциональный накал, при котором в буре чувств тонут доводы рассудка и здравый смысл.
При спокойном и трезвом взгляде на ситуацию нельзя не увидеть, что Эстония не сводит счеты с двенадцатью погибшими солдатами и офицерами, не пытается оскорбить память этих людей. Уж скорее, их память оскорбляют всевозможные политические спекуляции и попытки использовать перенос захоронения для решения политических проблем, не имеющих никакого отношения к памяти погибших.
Характерно, что ни одна из бывших советских республик, которая теоретически также могла бы быть уязвлена переносом памятника, своего возмущения не высказала. Только Россия считает себя абсолютной правопреемницей СССР. И в духе правопреемства торжествует тезис, что Бронзовый солдат – символ великой Победы, что итоги Второй мировой войны пересматривать нельзя, что победа над Германией — это славный подвиг и ничего больше.
То, что победа над фашизмом обернулась полувековой трагедией советской оккупации Восточной Европы, меркнет на фоне великого подвига советского народа. Но это меркнет только в глазах самого советского народа и его духовных наследников. Для них трагедии маленьких порабощенных стран — дело далекое и незначительное, а если что и было, так «лес рубят – щепки летят». У эстонцев же, как и у других народов Балтии и Восточной Европы, немного другой взгляд на итоги войны. Они – те самые «щепки». И они по-другому видят нашу общую историю. Только одержимые исторической гордыней и ослепленные советским шовинизмом люди не понимают, что трагедия Второй мировой войны не кончилась для эстонцев с капитуляцией Германии. Она продолжалась еще 47 лет, до восстановления независимости в 1991 году, но ее отголоски слышны и по сей день. Война за бронзовый монумент – зримое тому свидетельство.
А те, кто этого не видит и не понимает, так и будут продолжать заученно бубнить о своей славе и героизме и возмущаться тем, что их, таких хороших и смелых, почему-то не слишком любят в окружающем мире.
