Ну вот — поклялась я не писать об избирательной кампании.

И то, чего о ней писать, родимой? У нас ведь Дума не имеет значения, и даже не потому, что в Думе нет оппозиции. А в том смысле, что кремлевские кланы, насмерть сцепившиеся под ковром, не считают нужным выяснять отношения через карманные партии в Думе. И товарищи Миронов, Грызлов или Жириновский не имеют никакого отношения к реальным битвам за ЮКОС, за таможню или за президентское кресло. Настоящие бойцы так не любят публичность, что презирают не только публичную политику, но и публичную клоунаду.

И все-таки вид Андрея Лугового, становящегося вторым лицом в партии Жириновского и не исключающего, по его собственным словам, борьбу за пост президента России — оживил наш политический пейзаж.

Нет-нет, к избирательной кампании все это имеет мало отношения, разве что заставляет усомниться в шансах ЛДПР пройти в Думу. В самом деле, из ЛДПР сбежали все клиенты: от Сулеймана Керимова до Алексея Митрофанова. Похоже, полки супермаркета опустели, и на них больше нет устраивающего покупателей товара.

Во сколько обходилось место от ЛДПР Алексею Митрофанову, имел неосторожность обнародовать сам Жириновский — 2 млн дол. в год. Если Андрей Луговой способен заплатить такие же деньги, то он несколько богаче, чем представляется. Из сравнительного соотношения 2 млн дол. и предположительной стоимости места для Лугового можно вычислить падение капитализации ЛДПР.

Но я о другом. Я вЂ“ о возросшей активности г-на Лугового. Г-н Луговой у нас везде. Г-н Луговой дает пресс-конференции. Г-н Луговой вступает в ЛДПР. Г-н Луговой подает иск к В«КоммерсантуВ» на 20 млн руб. (Впрочем, может, размер иска связан с известными потребностями при вступлении в ЛДПР?) Г-н Луговой даже хочет стать президентом, что уже, мягко говоря, перебор — в нашем императорском Риме несанкционированное желание стать императором не прощалось никому: ни Михаилу Ходорковскому, ни странноватому мэру Архангельска Донскому. Если г-н Луговой еще пару раз заявит о желании стать президентом, то его, пожалуй, выдадут Великобритании.

Согласитесь, это невиданно. Г-н Луговой все-таки офицер. Сотрудник. Патриот, которого — сформулируем так — британская юстиция подозревает в причастности к громкому убийству с использованием ядерным материалов. Офицерам спецслужб ни пристало вести себя громко. Их служба и невидима, и трудна.

Но наш офицер и патриот при первых признаках подозрения бросается на В«Эхо МосквыВ», словно доказывая, что вот я, Луговой, вот я — жив! Складывается впечатление, что жизнь г-на Лугового в опасности, что если б он не сделался публичной фигурой, то давно бы не было ни шума, ни второго места в списке ЛДПР, ни беззаветной борьбы с клевещущим на Россию Западом. А было бы одно посмертное признание от раскаявшегося в предательстве Родины самоубийцы: В«Это я убил Литвиненко по заказу БерезовскогоВ».

Да, сотрудник обязан умереть, если гаранту нужно. Признаться во всем, что просит Родина! А не претендовать на пост гаранта!

Причина чрезвычайной публичности г-на Лугового, как мне кажется, вполне ясна. И заключается она вовсе не в поддержке его властями. А ровно наоборот — во фразе президента Путина, оброненной брезгливо на Камчатке в присутствии многих свидетелей: мол, что Березовский, что Луговой – одна шайка.

Публичность в России – это нечто, неприятное президенту (недаром все схватки сильных происходят под ковром), рассматриваемое им как форма давления на президента. И потому – последний аргумент проигрывающих.

Есть два способа построить государство. Один – на основе закона. Другой – на основе личной преданности. В первом случае государство будет правовым, во втором – феодальным. У нас нет ни то, ни другое. Ни законов, равных для всех, ни вассалов, умирающих за сеньора, ни сеньоров, защищающих вассала. У нас власть устроена, как крысиная бочка в КГБ: в ней есть агенты, и есть хозяева, причем каждый хозяин является одновременно агентом для вышестоящего хозяина.

Агенты, сидящие на кукане компромата, ненавидят хозяев за те поручения, которые им дают. Хозяева брезгают агентами за то, что те эти поручения выполняют, и не испытывают никаких угрызений и без того не существующей совести по поводу дальнейшей участи употребленных особей.

Короче говоря, в нашей действительности спасение луговых – дело рук самих луговых.

В результате методы спасения обретают несколько комичный характер. В самом деле, представьте себе Рамона Меркадера, который дает пресс-конференции и рассказывает на них, что не прочь занять место товарища Сталина.