Транзит (5)
Проводя аналитические работы подобного толка, мы в Фонде ИНДЕМ уже довольно давно оперируем политическим пространством, В«нанизанномВ» на три оси. Это, конечно, упрощение политической жизни, но не такое уж страшное, чтобы утерять разумную применимость.
Про первую ось мы уже фактически говорили в конце предыдущей статьи. Речь идет об оппозиции В«адаптивность – ригидность (жесткость)В», характеризующей политический режим, государственное устройство, политическую практику.
Это очень важная ось. Излишняя жесткость опасна, точно так же, как она недопустима для моста: жесткий мост рушится. Мост должен быть гибкий, даже сложно-гибкий, чтобы не войти в опасные резонансные колебания. Это знает каждый инженер. То же самое касается современных государств, претендующих на участие в развитии цивилизации. Советский Союз распался в первую очередь из-за своей жесткости. Он треснул, не выдержав внешних воздействий современного мира, не найдя внутренних резервов и механизмов адаптации к этим вызовам.
Демократия, при всех своих несовершенствах, адаптивна. Толкот Парсонс, который в начале второй половины ХХ века был для американцев почти тем же, кем для большевиков был Карл Маркс, справедливо писал, что демократия – это такое политическое устройство, которое обеспечивает В«институциональную адаптивностьВ». Имеется в виду способность самоперестройки без саморазрушения, когда в этом возникает необходимость, внутренняя или внешняя.
Монопольная вертикальная власть ригидна. Она может быть эффективна для решения ограниченного круга задач на небольшом отрезке времени. Она становится разрушительной в большой стране, в сложное время, при необходимости решать множество задач, среди которых встречаются противоречивые, конфликтующие.
Ельцинский режим был адаптивен. Он доказал это практикой. Но это не была еще реальная и работающая институциональная адаптивность. Она была в зачатке, в потенции. Смею утверждать, что мы начали двигаться в эту сторону. А пока это была стихийная адаптивность хаоса, в котором разные политические силы свободно искали новые возможности решения возникающих проблем, и находили, что важно. В том числе – применяя вновь возникшие правовые институты. А это естественный путь становления демократии.
Мы свернули с этого пути и повернули назад. Две следующие оси позволяют описать причины отката. Первая ось задана оппозицией В«Консолидация – конфликтВ». Имеется в виду консолидация политической элиты либо конфликт внутри нее. Мы помним, что ельцинское время сопровождалось острейшим конфликтом политических элит. Причем конфликтовали в большой степени из-за базовых принципов демократии, как ценностных, так и правовых. Часть элиты приватизировала демократические ценности, другая часть, противостоя первой, противостояла одновременно демократии. Это было одной из причин того, что откат произошел так легко.
Естественная реакция усталости от революции способствовала постъельцинской консолидации вокруг идеи усиления государства и ее символа – нового президента, антиельцина по всем параметрам. А вслед за этим консолидировались по всему политическому спектру вокруг идеи бюрократической модернизации, о которой я писал выше. Это была сознательно избранная стратегия, которую пытались реализовывать в 2000-2002 годах.
Третья ось определяется крайне важной для России оппозицией, которую можно обозначить как В«игра по правилам – игра с правиламиВ». Тут не фиксируется, что это за правила. Важно, в первом случае, что они ясны и выполняются. Во втором случае правила произвольно меняются и одновременно нарушаются правящей группировкой. Ельцинское время характеризовалось игрой с правилами, что объяснялось периодом (как сказали бы Дюркгейм или Мертон) аномии. Так называют период, когда разрушается старая система норм, формальных и неформальных, но еще не выстроена и не начала работать новая система норм. Так всегда бывает в переходный период. Первый период президентства Путина (до 2002 г.) характеризовался сдвигом к полюсу В«игра по правиламВ». Правда, это были правила функционирования бюрократической вертикали, а не автономных правовых и демократических институтов. Идеи усиления государства и наведения порядка странным образом переродились в разрушение формирующихся правовых демократических институтов и восстановление старого, советского бюрократического порядка.
Попробуем изобразить это трехмерное пространство двумя плоскими проекциями. На двух следующих картинках вы увидите, как располагаются на этих проекциях ельцинская Россия периода 1991-1996 гг. и путинская Россия 2001 г. (как типичного года первого периода его восьмилетнего президентства). Кроме того, вы увидите на них еще четыре выделенных места. Они соответствуют четырем базовым сценариям политического дрейфа России, которые мы обсудим ниже.
Рисунок 1. Проекция на плоскость осей В«Адаптивность-ригидностьВ» и В«Игра по правилам - игра с правиламиВ» четырех базовых политических сценариев и точек, описывающих политический режим в России в 1991-1996 гг. и в 2001 г.
Рисунок 2. Проекция на плоскость осей В«Адаптивность-ригидностьВ» и В«Игра по правилам - игра с правиламиВ» четырех базовых политических сценариев и точек, описывающих политический режим в России в 1991-1996 гг. и в 2001 г.
Теперь о сценариях. Не все направления движения, траектории в политическом пространстве равноправны. Существуют пути и зоны более вероятные. Они и образуют базовые сценарии. Сценарий – это не состояние, а направление движения, развивающаяся В«пьесаВ». Рассмотрим шесть наиболее вероятных сценариев.
Первый, который в работах Фонда ИНДЕМ называется В«Вялая РоссияВ» – это типичный инерционный сценарий для нашей страны на момент 2003-2005 гг. Посмотрим, что произошло к началу этого периода.
К концу 2002 г. деятели путинского режима уже убедились в том, что стратегия бюрократической модернизации оказалась несостоятельной. Тому есть две фундаментальные причины. Первая: к началу президентства Путина в России не было бюрократии, которая смогла бы реализовать предназначенную ей миссию. Это относится в равной степени и к гражданской, и к силовой бюрократии. Более того, последняя оказалась еще более жадной, еще менее профессиональной. Вторая причина: в такой большой стране, как Россия, главный ресурс которой – разнообразие, примитивный командный метод при решении таких сложных задач, как модернизация, не работает.
В 2003 г. начался перелом: выяснив, что они не в состоянии построить в России капитализм, они одновременно обнаружили, что успешно могут строить капитализм в масштабе одного дачного кооператива. Дело ЮКОСа оказалось переломным. Бизнес покорился, а значит, и выявился фантастически рентабельный метод обогащения и обзаведения собственностью – нелегитимное использование В«аппарата легитимного насилияВ» (по Веберу – государства). Воровство, коррупция, сращивание власти и бизнеса стали расти беспрецедентными темпами. Параллельно модернизация стала подменяться ее имитацией. К этому моменту уже были подавлены автономные конституционные институты власти: Федеральное собрание, суды, выборы, федерализм. Для этого была использована, в частности, бесланская трагедия. Стремительный рост цен на энергоносители обеспечивал рост доходов при деградации экономики. Бешенные незаработанные доходы позволяли забрасывать деньгами управленческие ошибки и социальное недовольство. Бюрократический беспредел прикрывался гигантской PR-акцией под названием В«Рейтинг президентаВ». Народ безмолвствовал. И вот что еще любопытно: как и всегда, слабость, В«вялостьВ» прикрываются воинственной риторикой, демонстративным мачизмом, тем более смешными, чем больше они расходятся с реальностью.
В этом контексте инерционный сценарий – это попытка законсервировать режим в комфортном для него состоянии. Такой режим ригиден, ибо не имеет внутренних ресурсов для видоизменения (точнее – их появление крайне маловероятно). Он ригиден, как бревно, текущее по течению. Этот режим на какое-то время консолидирует власть (в данном случае – бюрократию) вокруг простой цели обогащения. Для этого они устанавливают для себя правила игры (В«понятияВ»), которых считают необходимым придерживаться.
Второй сценарий – В«Диктатура развитияВ». Кратко говоря – это ужесточение режима во имя осуществления модернизации. Нечто вроде пиночетовского режима. В каком то смысле движение в сторону этого сценария началось в 2000 г., но не нашло продолжения. Причина в том, что в нашем случае последовательная диктатура развития означала бы раскол бюрократии, при котором одна (меньшая) часть бюрократии (В«чистыеВ») берут на себя функцию реформаторов, подавляя при этом другую (В«большуюВ») часть бюрократии (В«нечистыхВ»). В некоторых странах роль В«чистыхВ» берут на себя военные, которые часто оказываются В«чистымиВ», не будучи допущенными к кормушке. В нашем случае на эту роль претендовали В«чекистыВ», но оказались и слабыми, и В«нечистымиВ». Да и сам Путин не рискнул раскалывать свою бюрократию и сердить ее. Это и подтолкнуло режим на траекторию сценария В«Вялая РоссияВ».
Третий сценарий – В«Охранная диктатураВ». Это траектория выхода на резкое ужесточение режима ради сохранения власти действующей группировки или какой-либо ее части, побеждающей других конкурентов. В сфере модернизации продолжаются и усугубляются имитация модернизации и воровство, которые становятся сутью режима. А ужесточение власти – единственное средство не только сохранить власть, но и выжить вообще, избежать наказания за совершенные преступления. Как правило, охранная диктатура возникает на волне противоречий в правящей группировке и сопряжена с победой одной части бюрократии, скорее всего – силовой, при жестком подавлении остальных. Конфликт загоняется в подполье. Режим становится совершенно неадаптивным.
Четвертый сценарий – В«Smart RussiaВ» (smart – сильный, интенсивный, энергичный, проворный, толковый, сообразительный, остроумный). Этот термин придумал Михаил Федотов, когда мы обсуждали, наряду с другими, сценарий строительства в России демократии. Это траектория движения к модернизации по В«западномуВ» образцу, восстановления нормальной политической конкуренции, повышение эффективности правовых и экономических институтов. Такой сценарий реализуется при консолидации элит вокруг принципов и процедур демократии при сохранении идеологических разногласий. Правила постепенно становятся предметом согласия. В итоге достигается институциональная адаптивность.
Четыре перечисленные сценария легко находят свое место в описанном мной политическом пространстве. Но мы должны рассмотреть еще два сценария, достаточно актуальных, хотя бы потому, что они живо обсуждаются. Однако они не находят своего места в нашем пространстве, поскольку сопряжены с его разрушением.
Итак, пятый сценарий – В«РеволюцияВ». Я применяю этот термин к ситуации резкого ослабления власти, когда происходит нелегитимная или квазилегитимная смена режима с опорой на уличную активность значительных групп населения. При этом несущественна реальная политическая окраска сил, перехватывающих власть в итоге, и характер возникающего впоследствии режима.
Шестой сценарий, самый трагичный, это В«РаспадВ». О возможности такого развития событий говорят последние два-три года в связи с тем, что нынешний режим воспроизводит условия распада СССР: неэффективность и разложение бюрократии, зависимость и экономики и социальной сферы от нефтегазового наркотика.
Ну вот. Далее мы обсудим, что происходит и может происходить с нами, мысля себе возможные дрейфы России в описанном выше политическом пространстве.
В
АвторВ -В Президент Фонда ИНДЕМ
В
Продолжение следует
