Результатом применения оружия зачастую становится смерть. И как это ни странно, смерть или даже только угроза смертью — тоже может быть оружием. Голодовка — последнее оружие зэка. Заключенный Михаил Ходорковский решил сразиться с властью этим оружием. 30 января он объявил голодовку солидарности со своим бывшим сотрудником Василием Алексаняном.

В заявлении на имя Генпрокурора Юрия Чайки Ходорковский вспоминает, как фабриковались дела против В«несговорчивых свидетелейВ», как на них оказывалось давление ради показаний против него. Этого же порядка и дело бывшего вице-президента ЮКОСА Василия Алексаняна, от которого требовали показаний против Ходорковского в обмен на освобождение из следственного изолятора.

В то же самое время Михаилу Ходорковскому ясно дали понять, что судьба привязанных к его делу свидетелей напрямую зависит от согласия самого Ходорковского признать свою вину. Многоопытные прокуроры сделали всех заложниками друг у друга, повязав не только общим уголовным делом, но и общей моральной ответственностью. В 

Михаил Ходорковский в заявлении Генпрокурору пишет: В«Я поставлен перед невозможным моральным выбором:

— признаться в несуществующих преступлениях, спасти тем самым жизнь человека, но сломать судьбы невиновных, записанных мне в В«соучастникиВ»,

— отстаивать свои права, дожидаться становления независимого суда, но стать причиной возможной гибели своего адвоката Алексаняна.

Я долго думал и не могу сделать выбора, перед которым меня поставили. Именно поэтому я вынужден выйти за процессуальные рамки и проинформировать Вас о начале голодовкиВ».

Выбор, действительно, не из легких. Дать показания на себя и других участников дела, спасая Алексаняна, или отказаться от сделок со следствием, обрекая Алексаняна на мучительную смерть в тюрьме. Нормальный человек не может сделать такой выбор, потому что нормального выбора здесь нет.

В тот же день премудрые пескари начали обсуждать в интернете и остатках свободного радиоэфира, правильно ли поступил Ходорковский, чего он этим добьется и что теперь будет. Люди, никогда не бывавшие в подобной ситуации, корили Ходорковского за бессмысленность его действий, потому что власть все равно не обратит на это никакого внимания. Другие восхищались им как борцом с произволом, потому что надо же как-то бороться.

Между тем, новое сраженье Ходорковского с путинской системой — это не борьба с произволом и не расчетливый политический ход. Это борьба за собственную свободу. Кто сидел в тюрьме знает, что приговором суда у осужденного отбирается только внешняя свобода — возможность передвижения, выбор профессии, семья, солнце над головой, зеленая трава под ногами. Но внутреннюю свободу, которая позволяет зэку не согнуться, смотреть начальству прямо в глаза, не ссучиться ради дополнительного свидания или условно-досрочного освобождения — внутреннюю свободу предписано отбирать тюремному начальству. Цель тюремной системы — заставить зэка ползать на брюхе ради пайки хлеба и кружки кипятка. Цель зэка — не сломиться и выжить. Все это пройдено миллионы раз в нашей гулаговской истории, сегодняшние чекисты не придумали ничего нового. И даже то, что давление на Ходорковского организуется не в самой тюрьме, а на весьма высоком уровне, тоже не ново.

Голодовка — серьезное оружие. Иногда в мирной жизни его берут в руки истеричные вольняшки ради своевременной выдачи зарплаты, добиваясь льгот и пособий или протестуя против 15 суток административного ареста. Эти домашние голодовки снимают, как правило, когда очень сильно хочется есть или вдруг начинает пошаливать здоровье. В тюрьме — другое дело. Там профанация не котируется: объявил голодовку на определенный срок — весь срок голодай, объявил бессрочную — голодай до конца. Снимешь раньше положенного — будешь В«ты никто и звать тебя никакВ». Голодовка в тюрьме — шаг отчаянный. На это нужна воля и решимость. Это серьезнее, чем вскрыть себе вены, вспороть живот или наглотаться черенков алюминиевых ложек. Голодовка — это протест, который не может остаться незамеченным. Ни тюремным начальством, ни тюремным сообществом.

Голодовка Ходорковского, насколько я понимаю, это не попытка освободить из тюрьмы Алексаняна или добиться справедливости для себя. Это единственно верный шаг в ситуации заложничества, когда следователи предлагают Ходорковскому сделать нечеловеческий выбор. Единственно правильное решение — отказаться от навязанного выбора, не признавать за властью права диктовать условия. Власть предлагает Ходорковскому правила такой игры, в которой он изначально обречен на проигрыш. Поэтому самое лучшее — пренебречь правилами, отказаться от игры вообще. Никаких сделок и договоренностей. Не оставить палачам возможности переложить ответственность на жертвы.

В начале 70-х неизвестные во дворе дома А.Д.Сахарова брызнули в лицо его внуку слезоточивый газ. Позвонили по телефону, назвались палестинскими террористами. Семья Сахарова решила уезжать. Тогда же Александр Солженицын, у которого тоже были маленькие дети, сделал по этому поводу заявление — даже если убьют моих детей, мы не отступимся и не уедем из страны. Невозможное, нечеловеческое решение. Но этим решением он защитил своих детей и себя. Он показал властям, что не боится их, что у них нет средств заставить его играть по их правилам. И они отступились от Солженицына, решившись только выслать его из страны.

Михаил Ходорковский своей голодовкой показывает чекистско-прокурорской власти, что не боится их, не боится за свою жизнь, что он свободен и неподвластен им. Они сильны только, пока могут что-то отнять. Свободу, семью, друзей, свидание, передачу, пайку, здоровье и, наконец, жизнь. Но стоит самому отказаться от всего этого и не цепляться за жизнь, как они становятся безоружны и бессильны. Это нелегкий выбор, трудный путь, но пройти его стоит хотя бы ради того, чтобы увидеть, как они обескуражены внезапной утратой своего мнимого могущества. Это гарантированная победа. Это отвоеванная свобода. Правда, она может стоить жизни.

Платить ли такую цену — вопрос личный. В России большинство всегда ценило жизнь дороже, чем свободу. Может быть, поэтому настоящей свободы у нас никогда не было и нет.