Старший лейтенант юстиции объяснил, что я был вызван на допрос в качестве свидетеля по уголовному делу в отношении Сергея Третьякова — полковника СВР, перебежавшего в США в 2000 году. Книга о Третьякове вышла в январе этого года, а в феврале было опубликовано мое интервью с Питером Эрли, автором книги, и с самим Третьяковым.

Конечно, сложно избавиться от подозрений, что допрос — это не реакция Следственного управления ФСБ на опубликованную в апреле статью В«Шпионо-moneyВ» о системе организации шпионских процессов ФСБ. Особенно когда выяснилось, что вызвавший меня Павел Плотников — это младший брат Юрия Плотникова, в начале 2000-х следователя того же 1-го отдела, который вел дело Игоря Сутягина, и сын прокурора Олега Плотникова, представлявшего обвинение по тому же делу. Они оба упоминались в статье В«Шпионо-moneyВ». В 

Впрочем, как раз эта цепь случайных совпадений показалась мне вполне привычной, ничего не добавляющей к портрету Федеральной службы безопасности. Удивительной, даже поразительной оказалась логика следствия в отношении перебежчика Третьякова. Я не могу пересказывать суть допроса, поскольку связан подпиской о неразглашении, но оказалось, что Третьяков стал фигурантом уголовного дела по обвинению в государственной измене лишь сейчас, в 2008 году. А отнюдь не в октябре 2000-го, когда полковник Службы внешней разведки и по совместительству сотрудник представительства РФ при ООН неожиданно для всех исчез из своего дома в Нью-Йорке вместе с женой, дочкой, наградными грамотами СВР и любимым котом. Причем сомнений в том, что он ушел именно в объятия американской разведке, а не был похищен таинственными незнакомцами, не было с самого начала: СВР утверждала, что Третьяков оставил записку своим бывшим коллегам.

Однако по логике ФСБ, состав преступления в отношении перебежчика Третьякова появился только сейчас — после публикации книги Питера Эрли, где достаточно скандальных откровений и обвинений в адрес СВР и других силовых ведомств.

Так получилось, что всего неделю назад я сидел дома у своего друга британского журналиста Ника Филдинга в Оксфордшире — того самого журналиста, который в 90-е годы сначала инициировал скандал с взбунтовавшимся сотрудником британской контрразведки MI5 Дэвидом Шейлером, а потом с сотрудником разведки MI6 Ричардом Томлинсоном. Я сидел и ради любопытства читал текст официального обвинения в адрес Филдинга, составленного в 2001 году в интересах MI6. Судя по тексту, MI6 тогда была уверена, что Томлинсон вступал в контакт с российской разведкой. Но в MI6 посчитали, что этот контакт не является преступлением, преступление — это желание Томлинсона опубликовать книгу, на что его якобы подбивал Ник Филдинг.

Аргументы были следующими: то, что Томлинсон рассказал русским, не страшно, потому что вряд ли русские расскажут это кому-нибудь еще. А вот если та же информация будет опубликована в открытой печати, этими секретными сведениями смогут воспользоваться разведки третьих стран или даже террористы.

Понятно, что Великобритания и Россия — разные страны, с разными традициями спецслужб, разными методами и совсем непохожей разведывательной культурой. Но такое впечатление, что в чем-то очень важном логика даже таких разных спецслужб, как MI6 и ФСБ, похожа: обмен секретами между разведками — не криминал, а вот если об этих тайнах узнает общество — вот тут национальная безопасность и получит сокрушительный удар.