Каюсь, на заре туманной юности я в силу возраста, недостатка образования, врожденной склонности к лояльности и исторических условий придерживался либеральных воззрений и по сей день искренне благодарен Евгению Ясину, близкое наблюдение за действиями и способом мышления которого избавило меня от этого интеллектуального недуга сравнительно быстро и эффективно.

Не вдаваясь подробно в многократно рассмотренные (см., например, книгу В«Россия после ПутинаВ») пороки либерализма и причины его популярности, укажу главный недостаток: его сторонники исходят из убеждения в том, что каждый человек в полной мере может отвечать за последствия своей деятельности.

Подчеркну — не В«долженВ», а В«можетВ», вот прямо здесь и сейчас.

А раз так — его можно и даже нужно вот прямо здесь и сейчас ставить в соответствующие условия и соответственно с него спрашивать.

По моим скромным наблюдениям, данная установка не верна даже для большинства населения развитых стран — что в практической политике, как правило, учитывается властью (потому эти страны, собственно, и остаются развитыми). И человек, и человечество пока еще не вполне совершенны, что делать.

Для России же, основная часть населения которой до сих пор не вполне адаптировалась к шоковому падению в рынок, философская максима либерализма была и остается откровенно неверной. Ее применение напоминало даже не бросание в воду заведомо не умеющего плавать — мол, если не выплывет, сам виноват, — но требование к слесарю (а хоть бы и профессору биологии, если кто обиделся) немедленно сдать экзамен по квантовой физике с деклассированием и нищетой в качестве альтернативы.

Именно применение этой доктрины к заведомо не соответствующему ей обществу и вылилось в политику социального геноцида, де-факто проводимую и по сей день и качественно усугубляющую последствия национальной катастрофы, произошедшей в нашей стране в 1991 году.

Абсурдность фундаментального тезиса, лежащего в основе современной либеральной идеологии, и его откровенная несовместимость с реальностью, естественно, накладывают отпечаток и на сознание его носителей. Итак, каковы основные, с моей точки зрения, особенности либерального сознания, которые читатель может наблюдать как в реальной жизни, так и на соответствующих интернет-форумах?

Заблокированное восприятие

Больше всего в современном российском либеральном сознании бросается в глаза органическая неспособность воспринимать мнение, сколько-нибудь отличающееся от собственного. Подчеркну: не В«отторжениеВ», не В«враждебностьВ», не В«нетерпимостьВ» — а именно неспособность самого восприятия как такового. Советское КГБ изучало диссидентов и глубоко разбиралось в их разновидностях; современное же либеральное сознание пошло в их неприятии значительно дальше — оно их в принципе не воспринимает.

В этом смысле В«День отличникаВ» Кононенко, при всей его скучности и бесталанности (замысел великолепен, но он опоздал на 15-20 лет и достался не тому автору) представляет собой оборотную сторону медали, гениально отчеканенной Сорокиным в В«Дне опричникаВ». Это действительно два полюса не только нашей бюрократии, но и нашего общества, наши Сцилла и Харибда. Нам между ними продираться еще долго — но достали на самом деле обе, и зачастую либералы выглядят приличными людьми просто в силу своей отделенности от власти, которая не дает им реализовать свои представления о прекрасном и устроить стране новые 90-е годы.

Тоталитарность

Враждебность современной либеральной идеологии в ее специфическом российском выражении интересам большинства граждан России исключает для ее носителей возможность быть демократами, то есть людьми, учитывающими мнения и интересы своего собственного народа. На их знамени по-прежнему, как и 15 лет назад, написано: В«Железной рукой загоним человечество в счастье!В», — а если оно понимает счастье как-то по- своему, тем хуже для него.

Идеология либерализма полагает В«народомВ» лишь тех, чье В состояние начинается примерно от миллиона долларов, и в этом российские либералы следуют реконструированному Стругацкими, а на деле весьма древнему принципу В«все свободны, и у каждого десять рабовВ». Беда только в том, что этого же подхода придерживается и нынешняя правящая бюрократия; в сфере социально-экономической политики (за исключением вопросов усиления госвмешательства) она совершенно либеральна и даже состоит во многом из бывших соратников и подельников нынешних либералов.

Разница лишь в том, что у оставшихся В«за бортомВ» либералов нет власти, и потому они требуют демократии и прав человека, но — лишь в политике. Всякая мысль об экономических и социальных правах граждан и даже о том, что демократическое государство должно — хотя бы потому, что оно демократическое, — следовать их убеждениям, в том числе и нелиберальным, проникает в сознание либералов лишь при острой практической надобности, и по миновании этой надобности немедленно изживается их сознанием без какого бы то ни было следа. (Правда, мысль о наличии у граждан неполитических прав чужда и иностранным единомышленникам наших либералов. Когда на одной из встреч в США я указал собеседникам-ученым на необходимость критики руководства России за нарушение не только политических, но в первую очередь более близких обычным людям социально-экономических прав, мои собеседники растерялись, а затем стали утешать меня, объясняя, что изымут эти мои слова из стенограммы и никто ничего не узнает.)

В силу изложенных причин либералы являются, как давно было подмечено, носителями наиболее тоталитарного в российском обществе типа сознания. В самом деле, отнюдь не верный путинец Жириновский (с его органическим хамством и, по-видимому, окончательно разрушенной психикой), а один из признанных столпов российского либерализма заслужил от однопартийцев за свой стиль ведения дел говорящую кличку В«ДучеВ».

Именно тоталитарное мироощущение, а не агрессивная ограниченность, переходящая в сектантство, и является основной причиной неспособности либералов к объединению. Объединяться могут демократы друг с другом и даже, при крайней необходимости, демократы с диктаторами. Но тоталитарные лидеры, даже при всем старании, на это не способны в принципе: даже Сталина и Гитлера, как известно, хватило менее чем на два годаВ  — чего уж ждать от наших либералов?

Коммерционализация

Либерализм — идеология обожествления бизнеса. Крупный делец, с точки зрения либерала, не может быть плохим (конечно, если не совершает неопровержимо доказанных и признанных самим либералом преступлений против человечества) — просто потому, что он получает большую прибыль.

Соответственно значительная часть либералов весьма коммерционализирована. Особенно это заметно среди молодежи (людям, сформировавшимся в СССР, наука бизнеса все же дается с большим трудом; никто не может обвинять в коммерционализации, например, Новодворскую — как и во всех остальных грехах, кроме отсутствия здравого смысла): как написал несколько лет назад один не очень уже молодой журналист, В«неужели кто-то мог всерьез подумать, что я буду ругать кого-то бесплатно?В»

Впрочем. современных россиян в отличие от булгаковских москвичей испортил не только В«квартирныйВ», но и В«пиарный вопросВ». Поэтому после вопроса о деньгах в мозгу либерала немедленно возникает второй: В«Что за этим стоит?В» Грубо говоря, кто и под кого копает распространением этой информации.

Здесь опять-таки трогательно выглядит смычка либералов от оппозиции и их прежних коллег, в силу более низких моральных качеств и более высоких административных способностей удержавшихся в правящей бюрократии. Ведь В«кремлядиВ» точно так же воспринимают любую критику сначала как В«оплаченную американским и британским империализмомВ» (в крайнем случае, Березовским или Невзлиным, кровавыми когтями тянущимися к горлу молодой сувенирной демократии), а затем — как диверсию той или иной группы бюрократов и олигархов против другой такой же группы.

Да, конечно, информационные войны, вопреки всей пропагандистской истерике по поводу незыблемо стоящей на всю Россию В«вертикали властиВ» бушуют при Путине не хуже, чем в 90-е годы (Ельцина его сотрудники пару раз В«хоронилиВ» с хорошим коммерческим эффектом, но вот не женили заново его, по-моему, все же ни разу), и никому не хочется быть использованным ловкими ребятами в чужих корыстных целях.

Но дело в том, что даже в чужой войне, в том числе информационной, можно и нужно участвовать, если она ведется за правое дело.

Агрессивность

Неспособность воспринимать инакомыслие и, соответственно, уважать чужую точку зрения в сочетании с ощущением личной ущемленности естественным образом порождает высокую агрессивность.

Опять-таки, эта черта характерна для аудитории интернет-форумов в целом, но в ней она порождается в основном низкой образованностью и иллюзией анонимности (а значит, и безнаказанности); понятно, что эти причины к основной массе российских либералов неприменимы.

Вопрос В«сколько сребреников тебе заплатили, Иуда?В» в качестве основного аргумента против нелицеприятной критики или просто не вызывающей одобрения точки зрения гармонично переходит в угрозы — от прямого обсуждения знаменитой В«нерукоподаваемостиВ», то есть организации внутрилиберального бойкота тем, кто записан в В«нерукопожатныеВ», до ставшего вполне стандартным в силу своего изящества выражения В«Отстаньте уже от нас… А то ведь мы и впрямь начнем предполагать разное…». Такое ощущение, что агрессия как способ ведения дискуссии — это единственное, чему смогли научиться наши либералы у руководителя Либерально-демократической партии России, который, хочешь не хочешь, остается лучшим (если вообще не единственным) политиком России.

Особенно забавно, что она проявляется и в отношении к партнерам, хотя бы и ситуативным. Мне очень понравился один из либеральных организаторов Национальной ассамблеи, вдумчиво, со вкусом и без всякого подвоха рассказывавший одному из участников-коммунистов, как он поучал своего сына, что хорошие коммунисты все же бывают — но только мертвые. Это действительно был тот честный максимум сотрудничества, на который он способен.

Примитивность

При всем изложенном выше, либералы — люди, значительно более образованные и успешные, чем граждане России в целом. Однако наибольшее количество откликов и обсуждений с их стороны вызывают не статьи, содержащие относительно сложные мысли, аргументы и доказательства, а примитивные агитки, состоящие из по-разному поворачиваемых (один-два максимум!) лозунгов. Более того: даже в сложных статьях самую острую реакцию вызывают обычно мелкие, глубоко частные детали.

Да, это является особенностью аудитории интернет-форумов в целом, но, еще раз повторю, именно у либералов такая особенность в силу их большей образованности и общей культурности (чем они и ценны, и необходимы, при всех своих раздражающих недостатках) наиболее режет глаз.

Другое массовое проявление примитивизации — органическая неспособность воспринимать мир многомерно. Увы, речь идет не о стандартном демагогическом приеме огрубления любого вопроса до дихотомии В«черное – белоеВ» — речь идет об искренней, честной, глубоко органичной неспособности воспринимать более одной стороны любого явления.

Признаюсь: я поставил эксперимент и специально на протяжении одной и той же (вот этой) статьи и обругал, и похвалил Жириновского. И, несмотря на это, думаю, что на форуме все-таки заведут речь о том, что Делягин — идиот, потому что высказывает диаметрально противоположные тезисы (в комментариях к прошлым статьям такое было не раз). Мысль, что даже такие простые явления, как Жириновский, могут быть не совсем однозначными, — просто не умещается в сознании типичного российского либерала.

Да, он убежден (как минимум со стакана сока, выплеснутого в Немцова), что Жириновский — подонок. Да, он видит его чрезвычайную успешность, что означает его эффективность как политика. Но его сознание столь примитивно, что эти две простейшие мысли просто не помещаются в нем одновременно — и первая напрочь вытесняет вторую. Жириновский находится на арене российской политики без малого 20 лет, — и уже много лет подряд я хвалю этого политика за эффективность, в том числе и в беседах с либералами. И уже много лет подряд я вижу, что эта мысль почти всякий раз оказывается для них новой и неожиданной.

В В«Патриотизм — последнее прибежище негодяяВ»

Давно уже разжевано по кусочкам для самых-самых, что великий Толстой, переводя сложный английский текст, сумел-таки перевести его неправильно. В оригинале было В«патриотизм может оправдать даже негодяяВ», а из-под пера классика вышло В«патриотизм — это способ самооправдания негодяяВ».

Очень хотелось подтвердить свою мысль, с кем не бывает*.

Но почему именно либералы сделали ошибку классика фактором общественной жизни?

Сначала — понятно, валили КГБ, КПСС и СССР. Но свалили же — почему не поднимать собственный, российский патриотизм, как во всех странах СНГ?

Почему все 90-е годы, пока либералы были у власти, любить свою Родину было стыдно? Почему за словосочетание В«национальные интересыВ» в служебной бумаге еще в 1995 году (личный опыт) можно было огрести серьезные неприятности?

Потому что, когда в начале 90-х, по известному выражению, В«попали в РоссиюВ», далеко не все В«целили в коммунизмВ». И те, кто промахнулся, вроде Зиновьева и в целом диссидентов, как правило, горько раскаивались и никакой карьеры в своем раскаянии не сделали.

А карьеру сделали, в тогдашних терминах, В«демократыВ» — те, кто попал куда целил.

Лучше всего это выразил умнейший и откровеннейший из либералов Кох, давным-давно сказавший о бесперспективности и безысходности России с такой чистой детской радостью, что она повергла в шок даже его коллег.

Реагируя на теракт 11 сентября 2001 года, он же, отметив, что В«для меня в Нью-Йорке все улочки родныеВ», без каких-либо наводящих вопросов, по собственной воле признал: В«Испытал полное бессилие и опустошение. Два года назад у нас в России взрывали дома, но тогда не было эффекта присутствияВ», — при том что, если я не ошибаюсь, в августе 1999 года он в России был, а в сентябре 2001 года в США не был. И дело здесь вряд ли только в телетрансляции: дело, скорее, в самоидентификации человека, в том, где именно у него находятся В«родные улочкиВ».

Не менее откровенна была еще одна В«прорабша перестройкиВ», которая на круглом столе, посвященном 11 сентября 2001 года, вдруг стала яростно доказывать, что любые люди, готовые сознательно отдать свои жизни за что бы то ни было, и особенно за какую бы то ни было идею, — выродки рода человеческого и должны выявляться и уничтожаться физически в превентивном порядке, чтобы не мешали нормальным людям нормально жить.

Дело было в Ленинграде (тогда и ныне Санкт-Петербург), недалеко от Пискаревского кладбища, где лежали эти самые, по ее терминологии, В«выродкиВ».

Признаюсь: даже американцы в своих войнах после Второй мировой, даже террористы, даже фашисты ближе мне, чем эта либеральная дама, которую я слышал своими ушами. Потому что они сражались за свой народ — или хотя бы искренне думали так, а она вполне сознательно сражалась против своего народа.

Не исключаю, что это вышло у нее нечаянно — просто потому, что в основе ее мироощущения лежали запросы потребления.

Последнее слово — главное для понимания отношения либералов к России. Иначе понять политику либералов по отношению к нашей стране можно, лишь поверив, что они испытывают к ней животную ненависть и стремятся любой ценой ее разрушить. На самом деле все проще: они просто стремятся обеспечить себе качественное потребление, оставаясь равнодушными к цене этого потребления для всех остальных. В«Ничего личного — только бизнесВ». Дело здесь совсем не в какой-то специфической ненависти — патриоты, считающие так, страдают обычной местечковой манией величия (обычно в комплекте с манией преследования).

Россия нелюбима либералами не как враг, не как противостоящая сила, но лишь как неудобство, как гвоздь в ботинке: ее народ (тоже запрещенное после победы демократии слово, положено говоритьВ  В«населениеВ»!) мешает им красиво потреблять, как плохому танцору мешают танцевать… ноги.

Как гениально сформулировал один недавно впущенный в страну олигарх, В«Я не столько патриот страны, в которой живу, сколько патриот своего капиталаВ».

Всем нам свойственно застывать в тяжком раздумье между севрюгой и Конституцией — при выборе же между Конституцией и куском хлеба 95% людей не задумаются ни на минуту, и всерьез осуждать их может только тот, кто не голодал сам.

Но именно у либералов — и именно в силу их идеологии — потребительская ориентация выражена предельно полно. И, служа своему потреблению, они автоматически, незаметно для себя самих, начинают служить странам и регионам, где потреблять наиболее комфортно, — нашим объективным, стратегическим конкурентам. И, живя ради потребления, они начинают любить те места, где потреблять хорошо, комфортно, и не любить те, где потреблять плохо, неуютно.

Не любить Россию.В 

И это очень хорошо демонстрируют практические действия либералов, по-прежнему обслуживающих власть. Однако считая возглавляющего их царька и его банду неотъемлемой частью своей страны и своего народа, надо сознавать его не главной, а лишь наихудшей частью, подлежащей, по изящному выражению наших либералов, В«реформированиюВ».

Странно обижаться на младенца, когда он срыгивает вам в лицо или какает мимо памперса (пусть даже на любимый галстук). Даже трудного подростка надо воспитывать, а не ненавидеть. Западные стандарты культуры и цивилизованности во многом не совместимы с российской общественной психологией, а во многом — пока — с объективными потребностями нашего общественного развития.

Но у либералов отторжение от страны достигает высочайшей степени. В результате значительная часть интеллигенции, а точнее, образованного слоя, который является единственным носителем культуры и развития как такового, оказывается потерянной для страны, так как обижается на нее кровно, предъявляя ей непосильные для нее, несоразмерно завышенные стандарты своего личного потребления. Потребления не только материального, но и интеллектуального — и еды, и дорог, и разговоров В«на кухнеВ», и демократии.

И с этой точки зрения главным либералом страны является Путин, который, по чудному выражению Митрофанова, хочет править как Сталин, а жить как в Европе.

В свете изложенного очень забавно звучат назойливые заявления многих пропагандистов от аналитики о том, что Медведев — В«тоже либералВ».

Что ж, поживем — увидим.

В 

P.S. Предупреждая гневные филиппики героев моего исследования, разъясняю: особенности сознания путиноидов не описаны не потому, что я считаю его менее патологичным, чем либеральное, а исключительно в силу его большей примитивности и, соответственно, меньшей интересности. В ряде же случаев (движения В«НашиВ», породившее понятие В«нашизмВ», В«Молодая гвардияВ» и пр.) внешних признаков сознания обнаружить пока не удалось, что лишает исследование его предмета.

В 

*Редакция пыталась убедить г-на Делягина, что Толстой перевел эту фразу совершенно правильно, придав ей именно тот смысл, который в данном случае вкладывал в нее Сэмюэл Джонсон, но, увы, безуспешно. В«Очень хотелось подтвердить свою мысль, с кем не бываетВ».

В 

Цючжайгоу-Ваньлоу, Восточный Тибет

В 

Автор — директор Института проблем глобализации, д.э.н..

В 

В 

В