В 

В 

Наверное, каждый человек от природы наделен индивидуальными размерами участка души, ответственного за прощение. И способностью сопереживать. Каждый раз, читая Евгению Гинзбург или Варлама Шаламова, Анну Никольскую, Льва Разгона и Александра Солженицына, задаюсь вопросом: сторонники неоканонизации Сталина сегодня готовы простить ему все жертвы во имя торжества системы, которая — потом — развалилась? Или эти сторонники уверены в том, что ни при каких обстоятельствах не стали бы еще одной щепкой леса, который рубили, не жалея? Почему? Или же граждане России считают, что им наврали про то, что были разнарядки о необходимости арестовать и расстрелять столько-то человек? Или все, кто получил статус врага народа, шпиона вражеской державы, таковыми на самом деле и являлись? Получается, что теория В«во всем всегда виноваты враги-вредителиВ» успешно прижилась в головах многих поколений.

Недавно в В«МемориалеВ» прошла презентация проекта В«Последний свидетельВ». Видеоинтервью людей, которые пережили раскулачивание, ссылку, лагеря. И одна из тех, чья семья была выгнана из дома и прошла все ступени превращения в отбросы общества, говорит: В«Ну конечно, отец был виноват. В том, что не вступил в колхозВ». Я спросила авторов интервью Татьяну Козлову и Алену Островскую, многие ли последние свидетели разделяют подобное мнение о вине своих близких. Есть такие, ответили мне. Медицина, как говорится, бессильна.

Всей беспомощностью маленького человека перед государственной махиной, вероятно, заложена в нас эта неспособность сказать хотя бы себе: люди, правившие нами, могли быть неправы, они могли даже быть преступниками. Нет, тотчас начинаю я спорить сама с собой, мы вполне способны указать на кого-то, кто нами правил, и сказать о нем массу нелицеприятных слов. По крайней мере, известен один такой человек — Первый Президент России Борис Николаевич Ельцин. И получается, что Сталин, на совести которого действительно миллионы — великий менеджер, одно из первых имен России, уважение к которому прошло через ХХ съезд и свидетельства очевидцев, сквозь молчание семидесятых и гневные речи восьмидесятых. А Ельцин не оставил в массовой памяти ничего хорошего? Да бросьте, первое, что он дал вам — возможность сказать плохо о нем самом! Вы больше этого не боитесь!

Однажды в В«Особом мненииВ» журналист Станислав Кучер сказал мне, что, с его точки зрения, демократия в России не прижилась, поскольку была оплачена всего (!!!) тремя жизнями тех, кто погиб у Белого дома в августе 91 года. Собственное желание жить в стране законов, а не понятий оплатили этими тремя жизнями, и… хватит, мол. С этой позиции все получается отлично. Сталинскую коллективизацию, индустриализацию, победу в войне мы оплатили таким количеством бессмысленных жертв, что по заплаченной цене попросту обязаны принять тоталитаризм в сочетании с культом личности. Принять — как единственно возможную для себя систему взаимоотношения человека и державы. Ты ее боишься, она милостиво позволяет тебе дышать и в любой момент растопчет, как букашку. Как не любить такую державу? Как не держаться за ее символы десятилетиями. И возникает любопытная конструкция с обожаемым тираном на одной чаше весов и ненавистным либералом — на другой.

Тут хочется процитировать фрагмент из доклада председателя правления международного общества В«МемориалВ» Арсения Рогинского (конференция В«История СталинизмаВ» 5 декабря 2008): «…Память о сталинизме в России – это почти всегда память о жертвах. О жертвах, но не о преступлении...В». Получается, нет преступления — следовательно, нет преступника. И всё, виноваты сами жертвы, все складывается! О Сталине мудром опять запоют всей страной, не приведи Господь! Тех, кто пережил террор, становится меньше и меньше, а официальная система относится к этому человеку вполне лояльно.

Из доклада А. Рогинского: В«Телевизионные передачи, посвященные сталинской эпохе, довольно многочисленны и разнообразны, и гламурный просталинский кич вроде сериала В«Сталин-lifeВ» конкурирует на равных с талантливыми и вполне добросовестными экранизациями Шаламова и Солженицына. Телезритель может выбирать предпочтительные для него способы прочтения эпохи. Увы, судя по всему, доля тех, кто выбирает В«Сталин-lifeВ» растет, а тех, кто выбирает Шаламова – падает. Не думаю, что в этом виноваты телепередачи на исторические темы; скорее, это воздействие других телепередач, новостных и так называемых аналитических. Человек, чье актуальное мировоззрение формирует антизападная риторика и бесконечные заклинания телевизионных политологов о великой стране, которая со всех сторон окружена врагами, а внутри подрывается В«пятой колоннойВ», не нуждается в подсказках, чтобы выбрать для себя тот образ прошлого, который лучше всего соответствует этому мировоззрению. И никакими Шаламовыми-Солженицыными его не собьешьВ».

Итак, кого мы имеем среди соотечественников. Немного тех, кто пережил сам, но, как часто бывает, боится и не хочет об этом рассказывать. Какое-то количество тех, кто представляет себе реальную картину, но не ставит себе задачу донести эту картину до окружающих. О репрессированных молчали во время репрессий. Необходимость молчать, очевидно, сидит в мозгах до сих пор.

Реакция зрителей, выбравших В«гламурный просталинский кичВ», понятна.

И, продолжает Рогинский, В«в новых учебниках истории присутствует тема сталинизма как системного явления. Казалось бы, достижение. Но террор выступает там в качестве исторически детерминированного и безальтернативного инструмента решения государственных задач. Эта концепция не исключает сочувствия к жертвам Молоха истории, но категорически не допускает постановки вопроса о преступном характере террора и о субъекте этого преступления.

Это не результат установки на идеализацию Сталина. Это естественное побочное следствие решения совсем другой задачи – утверждения идеи заведомой правоты государственной власти. Власть выше любых нравственных и юридических оценок. Она неподсудна по определению, ибо руководствуется государственными интересами, которые выше интересов человека и общества, выше морали и права. Государство право всегда — по крайней мере, до тех пор, пока справляется со своими врагами. Эта мысль пронизывает новые учебные пособия от начала и до конца, а не только там, где речь идет о репрессияхВ».

В этой схеме абсолютно необходим Ельцин-изгой, Ельцин — погубитель великой державы. Возвращаемся к старой формуле: виноват вредитель. Ну одно обвинение в его адрес, боюсь, я тоже поддержу. Идеологи нынешней кампании В«Сталин — наше всё, Ельцин — наше ничтоВ» получили свою власть именно из рук Ельцина. Но это личное. А в сухом остатке получается, что чем больше елея с одобрения Кремля льют на сталинскую чашу, тем больше необходимо грязи вылить на чашу Ельцина. И будут они связаны этой неестественной связью, и каждый сегодня волен говорить гадости о человеке, который пытался нам с вами дать немножко свободы, сам не много зная о ней. Дать — как умел и как получалось.

В день рождения тирана я лично, в память о деде своем — британском шпионе Льве Сауловиче Кипермане, расстрелянном в 1940 году — хочу сказать туда, в никуда, Борису Николаевичу Ельцину: В«Века, уж верно, дорисуют недорисованный портрет, и порвется эта порочная нить, связавшая его со Сталиным, и черт с ним навсегда, с этим тираном, и с теми, кто вешает его портрет на стенку. Когда-нибудь — прорвемся!В»