Двадцать лет спустя: процесс пошел?
В
В
Действительно, и Алексей Макаркин, и Александр Ципко, и, в особенности, Юрий Афанасьев правы: невозможно писать историю прошедших 20 лет, не попытавшись понять, что же случилось и чего не случилось в той временной точке, с которой мы начинаем отсчет. Ясно, что что-то тогда произошло, и это что-то явно нуждается в осмыслении. Сразу оговорюсь, а точнее напомню, что в своей предыдущей статье на эту тему я уже указывал, что писать мемуары не собираюсь, поэтому упрекать меня в том, что я не ценю дары судьбы и народа российского в виде избавления от проклятого В«пятого пунктаВ», возможности стать депутатом и т.п., как Ципко упрекает Радзиховского, не надо. Надеюсь, что и Радзиховский не поблагодарил за все эти милости не в силу природного хамства, а лишь потому, что писал о другом. И мне представляется, что это другое для страны и многих ее граждан не менее важно.
Да, действительно, двадцать лет назад многие анахронизмы совка, ставшие откровенно нелепыми и не просто вредными, а, главное, бессмысленными, были отменены. Например, отменен запрет на частнопредпринимательскую деятельность и разрешена, соответственно, частная собственность. Но очень скоро выяснилось, что гарантий ее сохранения практически нет ни у кого, кроме власть предержащих и их ближайшего окружения.
Даже те из дарованных свобод, которые пока, вроде бы, не подверглись существенным нападкам, например, свобода выезда, в сущности, ничем не защищены от произвола власти. Я пишу эту колонку, находясь за границами России, и честно говорю: я не буду знать, что делать, если завтра наши власти вернут простую вещь – выездную визу. Не имеет смысла описывать последствия в сколько-нибудь полном объеме, достаточно заметить, что революция и падение режима из-за этого почти наверняка не произойдут.
В принципе, вывод напрашивается довольно банальный – никакие, условно говоря, достигнутые двадцать (или чуть меньше) лет назад свободы не подкреплены институтами и, следовательно, могут быть отняты так же легко, как были отняты свобода СМИ, политические свободы и проч. В этом, по-моему, правда Радзиховского, которую Ципко не пожелал заметить. И невозможно не обратить внимания на взаимосвязь между ситуацией в стране и в частной жизни, невозможно, потому что все, что имеет или даже может иметь любой гражданин России, никаким образом не включает в себя защиту от чиновничьего произвола, что наглядно продемонстрировал пример Ходорковского. Забавный парадокс, но мы так и не приобрели того самого чувства уверенности в завтрашнем дне, которое жителю любой страны дает наличие в ней такого общества, которое называется гражданским. Без него человек гражданином не является. Так же, как это общество не существует без достаточного количества тех, кто живет и действует адекватным этому званию образом.
В этом смысле симптоматично, что Ципко жестко разделяет интеллигенцию и народ. На мой взгляд, до тех пор, пока значительное количество интеллигентов (и интеллектуалов) видят социум именно так, гражданское общество не сможет возникнуть. Получается, что образованное сословие – это не народ, и все, чего оно хочет добиться, имеет как бы второстепенный характер, а народ, в свою очередь, не просвещен в той степени, чтобы его требования воспринимались всерьез.
В
В
А раз не было и нет гражданского общества, а было и есть засилье бюрократии, то либо В«антиноменклатурнаяВ» революция потерпела поражение, либо ее вовсе не было, либо, как это ни странно, и то, и другое вместе. И то, и другое вместе вполне возможно, потому что в В«коалицииВ», добившейся каких-то перемен, участвовала также и часть номенклатуры. И именно она сумела в наибольшей степени сообща воспользоваться достигнутыми результатами. Вряд ли можно считать антиноменклатурной революцией смену одного отряда номенклатуры другим (вспомним шутку о том, что перестройка – это бунт вторых секретарей парткомов против первых). А если и можно, основываясь на устремлениях других участников неформализованной коалиции, то эти цели не были достигнуты. Во всяком случае, пока.
Естественно, не достигнув своих целей в результате событий последних двадцати лет, значительная часть тех, кого Ципко называет левой и либеральной интеллигенцией, оказалась в оппозиции к нынешней власти, т.е. попросту продолжает противостоять номенклатуре. Проблема, как и всегда в таких ситуациях, в тех, кого принято называть народом, или попросту — в большинстве населения, преимущественно, или даже исключительно, интересующегося — используя общепринятую классическую классификацию Леонтьева — биологическими, а не социальными и тем более не познавательными, потребностями. Эти люди, что важно, тоже не однородная масса, тем более – не монолит. Те из них, кто также недоволен режимом, делятся как минимум на две очень по-разному настроенные группы, между прочим — такие же, как и двадцать лет назад. Одни, являясь сторонниками государственного патернализма и предпочитая для себя в этой системе роль опекаемых, недовольны тем, что их мало и плохо кормят. Другие хотят сами решать свои проблемы и недовольны тем, что им государство не только не помогает, но наоборот — чем дальше, тем больше мешает жить, работать и зарабатывать. Конечно, сегодня степень их недовольства еще не та, что двадцать лет назад. Но сегодняшние обстоятельства заставляют вспомнить многое, казалось бы, забытое, в том числе и то, как быстро может нарастать общественное недовольство.
Наконец, четвертая составляющая коалиции двадцатилетней давности — та самая часть номенклатуры, которая тогда победила. Став старше, она структурно воспроизвела ту же ситуацию, в которой была сама, в том числе бесперспективность, отсутствие карьерных возможностей для значительной части номенклатуры нынешней. Еще неизвестно, что ждет тех, кто вошел в В«медведевскую сотнюВ», а что при этом чувствуют сотни тысяч тех, кто не вошел?
Итак, получается, что и структурные составляющие, и объективные обстоятельства сегодня опять примерно такие же, какие они были двадцать лет назад. Это дает возможность попытаться ответить на вопрос, что же именно произошло тогда. Был сделан первый, не очень удачный, но задавший нужное направление шаг. Шаг в сторону выхода России из многовекового засилья бюрократии азиатского типа. Сколько всего понадобится таких шагов, не знаю. Но второй будет очень скоро.
