Пушкин — самодержавие — Гоголь
В
В
Наши все
200-летие Гоголя выпало на новую В«николаевскую эпохуВ» — довольно беспомощный ремейк николаевской эпохи Пушкина-Гоголя.
Были ли они В«жертвами эпохиВ»? В
Все люди В«жертвыВ» своей эпохи — хотя бы потому, что в эту эпоху страдают и умирают.
Но известно, что Пушкин и Гоголь были активными, убежденными идеологами монархии, ничуть не хуже Достоевского или Тютчева. Это — бесспорно для любого, кто читал не только учебники советской школы, а изредка заглядывал в тексты самих В«фигурантовВ», тут и обсуждать нечего.
Был тут и самый обычный конформизм. Александр Сергеевич начертил своим летящим острым пером: В«К чему бесплодно спорить с веком? / Обычай — деспот меж людейВ». В юности Пушкин в духе времени был почти декабристом («…эти заговоры / Между Лафитом и КликоВ») — так и родилась В«ВольностьВ». Затем в духе времени он стал патриотом из патриотов — родилось В«Клеветникам РоссииВ». С тех пор между этими двумя столбиками и мечется бедная общественная мысль России. Не зря сказано: В«наше всеВ». По сути дела за 200 лет к словам Пушкина не добавлено почти ничего, хотя и очень старались.
Но Пушкин потому Пушкин, что он не В«колебался с векомВ», а определял лицо века. Точнее — двух последовавших веков. Легко предположить, что еще не один век Россия будет В«сниматься на фоне ПушкинаВ». Обычный конформист — каким бы он ни был гением-разгением — такое влияние оказать не может.
То же самое относится и к Гоголю. Он не только полностью разделял идеологию Пушкина, он вместе с ним эту идеологию создал.
В«Все мы вышли из гоголевской шинелиВ». Ну, не знаю, куда мы там В«вышлиВ» — пуговица от шинели далеко не катится… Мы — гоголевские персонажи, живем в мире Гоголя. И не только в его художественном мире, но и в мире современной В«николаевской России с компьютерамиВ», мире В«гоголевской политики и идеологииВ».
Извините за сравнение, но Пушкин/Гоголь сформировали русскую государственную идеологию примерно в той мере, в какой Маркс/Энгельс идеологию социализма.
До Пушкина/Гоголя русская монархия существовала сотни лет, но вот такой целостной монархической идеологии, такого осмысленного мировоззрения — не было. Как и вообще русская рефлексия — по самым разным поводам и предметам — так и русская ПОЛИТИЧЕСКАЯ рефлексия, монархически-патриотически-государственническая рефлексия возникла именно тогда.
Чеканную идеологическую формулу В«православие-самодержавие-народностьВ» государство обрело в 1830-е годы, как раз когда кумиром государства и общества был Пушкин и вскоре стал Гоголь. (Это не значит, что кумиры имели много денег и чинов — не путайте их с семьей Михалковых.)
Конечно, граф Уваров не уступил бы им чести сочинения этой формулы, и, конечно, он с Пушкиным (а тем более с неизвестным ему Гоголем) не советовался. Но сухая, в сущности, схоластическая В«формула УвароваВ» умерла бы, как многие бюрократические слоганы, если бы не опиралась на Пушкина и Гоголя, если бы эти зерна не проросли в их В«патриотических поэмахВ».
Можно долго спорить насчет яйца и курицы: николаевская Россия сильнее влияла на Пушкина/Гоголя или же Пушкин/Гоголь больше влияли на Россию. Я, кстати, не считаю такого рода споры вращением пустого словесного барабана — нет, счастливые билеты и тут могут выпасть. Но просто это — особая тема, нельзя все запихнуть в одну статью.
Поэтому ограничимся банальностями:
— именно в николаевскую эпоху сложилась идеология самодержавия, которая с небольшими изменениями жива до сих пор. Кстати, она, как известно, В«шагает через ступеньВ»: сильнее всего эта вечно живая идеология проявлялась в эпохи Александра III, Сталина, Брежнева, Путина;
— выражения В«наше всеВ», В«поэт в России – больше чем поэтВ» и т.д. относятся, прежде всего, конечно, к Пушкину (а значит, и к его В«реальному соавторуВ» — Гоголю);
— справедливо это и по отношению к николаевской эпохе. Ее духовными наставниками были Пушкин и Гоголь – кстати, неизменные любимцы и власти, и общества во все последующие эпохи (скажем, Достоевский или Толстой такой ровной и неизменной любовью не пользовались).
НАРОДНО-ГОСУДАРСТВЕННАЯ (или точнее государственно-народная) ИДЕОЛОГИЯ была не В«придумана для РоссииВ», а В«подслушана в РоссииВ», если угодно В«извлечена из РоссииВ» (как музыка из струны). Только поэтому она так живуча — несмотря ни на какие изменения внешней среды!
Это, кстати, отлично понимал и сам Гоголь.
В«Русь! Чего же ты хочешь от меня? Какая непостижимая связь таится между нами? Что глядишь ты так, и зачем все, что ни есть в тебе, обратило на меня полные ожидания очи?В».
Мания величия? Или пафосное, но адекватное понимание своей роли В«больше чем поэтаВ»? Мне кажется, что последнее…
В
Декларация прелести туризма
Политическая и социальная идеология Пушкина/Гоголя родилась как ответ на западный вызов.
4 июля 1776, Декларация независимости США. В«Мы считаем очевидными следующие истины: все люди сотворены равными и все они одарены своим Создателем некоторыми неотчуждаемыми правами, к числу которых принадлежат: жизнь, свобода и стремление к счастьюВ».
26 августа 1789, Декларация прав человека и гражданина. В«Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах. … Цель каждого государственного союза составляет обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека. Таковы свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению. Источник суверенитета зиждется, по существу, в нации. Никакая корпорация, ни один индивид не могут располагать властью, которая не исходит явно из этого источника. Закон есть выражение общей воли. Все граждане имеют право участвовать лично или через своих представителей в его образованииВ».
Смертный приговор монархии, особенно — самодержавной…
Но подавить силой — мало. Идеи бьют идеями, железо тут — лишь тактическое оружие.
В«Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова,
Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспоривать налоги
Или мешать царям друг с другом воевать;
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.
Все это видите ль слова, слова, слова
Иные, лучшие мне дороги права;
Иная, лучшая потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа —
Не все ли нам равно? Бог с ними.
В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В В Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотамВ В В В В В
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья,
— Вот счастье! вот права…»
Итак, Декларации прав человека противопоставлены… прелести туризма! Да, вот уж действительно — асимметричный ответ В«клеветникам РоссииВ». (К слову, самого Пушкина, как известно, на Запад не выпускали.)
Но тут интересно не только содержание, но и форма.
У них — ЮРИДИЧЕСКИЕ ДОКУМЕНТЫ, декларации, переходящие в Конституции.
У нас — ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ тексты, относящиеся к В«душевной конституцииВ» народа.
Нам не нужны юридические права — с нас довольно художественной метафоры.
Пушкин полностью оправдывает русскую политическую Систему — в форме игнорирования ЛЮБЫХ политических систем.
Причем это, как мне кажется, не какой-то рассчитано-казуистический прием, вовсе нет.
Пушкин более чем интересовался политикой. Но, живя в стране, где нет В«права на политикуВ», Пушкин для самого себя выдал нужду за добродетель.
И это идеально легло на душу народа, на душу общества — какие там в самом деле В«громкиеВ» и лживые (или холодно-формальные) В«праваВ»? Чепуха это — В«оспаривать налогиВ» или В«мешать царям друг с другом воевать»… Жить своей частной жизнью, ПОЛНОСТЬЮ отдавая всю общественную жизнь Государству. Такая Конституция: мы В«вамВ» (начальству) отдаем политику, а В«выВ» нам за это разрешаете В«скитаться здесь и тамВ». В«Вот счастье! Вот праваВ».
Так с тех пор и живем по этой Конституции.
И она стала нашей НАРОДНОЙ Конституцией, нашими В«принципами праваВ». И если кто-то пытается с ней спорить, то — В«клеветникам РоссииВ» всегда готов ответ!
В
Оправдывающий смех
А что Гоголь?
Гоголь был идеологом режима не в своих В«избранных местахВ» или иной В«античаадаевской публицистикеВ». Это все семечки …
Нет, ВСЕ ТВОРЧЕСТВО Гоголя — сотворение В«душевного мифа режимаВ».
Когда-то Сталин сказал: В«Нам нужны наши советские Гоголи и ЩедриныВ». Эрдман откликнулся замечательной эпиграммой: В«Нам нужны подобрее Щедрины и такие Гоголи, чтобы нас не трогалиВ». Блестяще, сам Гоголь бы лучше не сказал! Но неправда…
Есть огромная разница между Гоголем и Щедриным.
Щедрин — прокурор России.
Гоголь — адвокат России.
Щедрин Россию и русский народ ненавидел (как, кстати, и всех других — почитайте, что он понаписал о Франции, Германии и т.д.).
Гоголь Россию и русский народ любил. В«Своих героев надо любитьВ». Гоголь любил их до такой степени, что ОПРАВДЫВАЛ вЂ” во всем.
Собственно, его книги — это полное ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ОПРАВДАНИЕ николаевской России.
Кстати, разница между Гоголем и Щедриным не только индивидуальная, как, скажем, между филантропом и мизантропом — это еще и разница между николаевской эпохой и эпохой Великих реформ.
В замороженной России возможен был лишь юмор.
В размороженной России в дело пошла сатира. Чем слабее была власть, тем злее критиковали — не саму власть (это было невозможно и при Александре), но хотя бы всю окружающую жизнь.
Гоголь сам лучше всех объяснил все про свой смех.
В«Многое бы возмутило человека, быв представлено в наготе своей; но озаренное силою смеха, несет оно уже примиренье в душу. И тот, кто бы понес мщение противу злобного человека, уже почти мирится с ним, видя осмеянными низкие движенья души егоВ».
Совершенно верно, и мы В«уже почти миримсяВ» с городничим и с Аммосом Федоровичем, который берет взятки борзыми щенками — ну что тут можно возразить всерьез-то?!
В«Нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим Богом устроено и волтерианцы напрасно против этого говорятВ». Вот вам и универсальное оправдание всех героев Гоголя, да и всей России… Вот еще один наш ответ на все их чистенькие В«декларацииВ»: не нужны нам ваши В«громкие праваВ» и торжественные В«права человекаВ», глупости это все, немецкая мертвая бумажка, да французские круассаны…
А у нас — нет, у нас не то! В«Ты все бы хотел нас видеть прибранными, да выбритыми, да во фраках. Нет, ты полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбитВ». Ваши В«громкие праваВ» — о том, как нам сделаться В«беленькимиВ». А оно нам не нужно, не интересно совсем! А нам-то нужно, чтоб нас полюбили черненькими!
Кто устоит противу такой правды?В Тут вам и философия, и правосознание.В В
Конечно, не во всем можно согласиться с Гоголем: В«Несправедливы те, которые говорят, что смех не действует на тех, противу которых устремлен, и что плут первым посмеется над плутом, выведенным на сцену: плут-потомок посмеется, но плут-современник не в силах посмеяться!В». Право не знаю, смеялись или горько плакали от стыдаВ такие современники, как, скажем, знаменитый взяточник граф П.А. Клейнмихель, но не думаю, что он затрясся со страху, смотря В«РевизораВ». Как выражался сам Гоголь, В«ну ты, я думаю, устоишь!В».
Но мы — те самые В«плуты-потомкиВ» — видим в ДОБРОМ гоголевском смехе примирение с жизнью. Не с той, что была 200 лет назад, а с ее продолжением – сегодня.
В«Чему смеетесь? Над собою смеетесь!В». Да, над собой, ведь все В«черненькиеВ», жизнь-то эта — наша общая. А кто же НАД СОБОЙ будет зло издеваться?!
Щедрин издевался над этой жизнью как над ВНЕШНИМ УРОДСТВОМ, противостоящим человеку. И смех получался ненавистный, как говорил Гоголь, смех, порожденный В«временной раздражительностью, желчным, болезненным расположением характераВ».
Чтобы смех был над ЧУЖИМИ, должны быть те, кто ПРОТИВОСТОИТ этому миру. Гоголь их, верно, искал. Но все эти В«улинькиВ», и В«костанжоглыВ», и В«старики муразовыВ», и прочие герои приятные во всех отношениях так и остались истинно В«мертвыми душамиВ». Да и с телами у них не особо получилось…
А вот В«черненькиеВ» вышли на диво симпатичные, мясные — что Ноздрев, что Собакевич, что и сама Коробочка, хоть баба и впрямь крепколобая…
Мертвые души? В«Да, конечно, мертвые… впрочем и то сказать… каков был Михеев, так вы таких людей не сыщите: машинища такая, что в эту комнату не войдет: нет, это не мечта! А в плечищах у него была такая силища, какой нет у лошади; хотел бы я знать, где бы вы в другом месте нашли такую мечту!В». Художественная силища в свежем румянце Ноздрева, округлом подбородке Павла Иваныча, засаленном халате Плюшкина и кувшином рыле Ивана Антоныча такая, что не захочешь – а невольно полюбишь!
Живая, с морозца, родная, черненькая Россия!
Так зачем нам… беленькая? Да еще отмытая дурацким английским мылом…
Теплый, объединяющий смех над собой дает нам куда больше В«прав человекаВ», чем все ваши В«ДекларацииВ»! И ответственности меньше — посмеялись и дальше пошли… со смехом…
Я уж не говорю о лобовой апологетике режима, данной в В«РевизореВ» в виде В«Жандарма из машиныВ». Happy end в английской пьесе — свадьба, а в русской — явление жандарма. Правда, боюсь, что Гоголь и сам понятия не имел, кто же этот В«чиновник, прибывший по именному поведениюВ» — уж не тот же самый Хлестаков, только в генеральском мундире?
В
И милость падшим призывал
Но Гоголь дает — в рамках Системы — не только В«право на смехВ».
Он дает и В«право на слезыВ», право на жалость.
Для чего нужны все ваши В«права человекаВ»?
Для справедливости.
Но нет справедливости в холодном вашем, бездушном В«еврозаконеВ».
Справедливость — это ЖАЛОСТЬ. Она ни в каких ваших правах не прописана, она у нас есть — в николаевской России!
Не верите?
См. ту самую В«ШинельВ».
Гоголь сделал прозаический вариант В«Медного всадникаВ» — повесть о том, как Машина (машина Государства, или Рок, или еще какая внешняя сила) В«с тяжелым топотом скачетВ» за человеком по мертвой мостовой, получилась не хуже, чем у Пушкина.
Тут же описан и В«чарли чаплинский бунтВ» маленького человека. Если бедный Евгений говорит В«Ужо тебе!В», то Акакий Акакиевич произносит истинно бунтовские речи, обращаясь к генералу: В«Но, ваше превосходительство… я, ваше превосходительство, осмелился утрудить потому, что секретари того… ненадежный народ…».
Про В«бунтВ» говорю без всякой иронии: многие ли из нас, о просвещенно-либеральные читатели, посмеют не анонимно в интернете обругать Путина, а в жизни сказать В«своему превосходительствуВ», что его секретари… того… ненадежный народ? Полагаю — немногие. И уж точно — далеко не все.
Это куда страшнее, чем последующее срывание шинели с генерала — там-то сказка, а тут жуткая быль. Доведенный до последнего отчаяния маленький человек бунтует — и это поистине страшный бунт (о чем и говорит метафорическая сцена срывания с генерала шинели). Да, русский бунт…
Но тут есть и ответ — русское примирение.
В«И с тех пор почти всякий день представлялся ему (генералу) бледный Акакий Акакиевич, не выдержавший должного распеканья. … И когда донесли ему, что Акакий Акакиевич умер скоропостижно в горячке, он остался даже пораженным, слыша упреки совести и весь день был не в духеВ».
Вот оно — не нужны нам директивные В«права человекаВ», нужен нам — ЧЕЛОВЕК, сочувствие. Вот права…
В«И долго потом, среди самых веселых минут, представлялся ему низенький чиновник с лысинкою на лбу, с своими проникающими ловами: В«Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?В» — и в этих проникающих словах звенели другие слова: В«Я брат твойВ».
Православие, христианство — вот решение всех конфликтов. И без всяких прав и требований…
В
В * * *
В
В
В«Наше всеВ» — обязывающие и точные слова.
В«Наше всеВ» — не значит В«все наше сладкоеВ». Нет, и сладкое, и горькое, и то, что считаем В«хорошимВ», и что считаем В«плохимВ».
Национальные поэты…
Они выразили РЕАЛЬНУЮ ИДЕОЛОГИЮ нации: сочувствие, понимание, покорность, усмешка — вместо требования прав. Литература — вместо закона и политики. Обида и бунт — вместо конфликта, расчета, компромисса.
Конечно, такая идеология и психология куда как ВЫГОДНА начальству. Если, конечно, оно и само проникнуто той же идеологией…
Но если это и ВЫГОДНО начальству, то не факт, что это НАВЯЗАНО начальством.
Нет, не навязано — разве что самой Историей…
Пушкин/Гоголь не были В«пиарщикамиВ», которые придумали В«православие — самодержавие — народностьВ». Но они легитимировали эту формулу — и патриотическим ямбом, и понимающим смехом, и слезами жалости. И В«наше всеВ» скрепило ТАКУЮ русскую формулу права, политики, идеологии.
Бричка едет по своей, проложенной классиками колее.
В«Вишь ты, вон какое колесо! Что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось…».
До 2009 колесо доехало.
И все попытки вылезти из колеи кончались одинаково. Много грязи, а потом все равно — повихляется-повихляется и назад в колею, В«и мчится, вся вдохновенная Богом!..В».
Вот об этом бы не грех помнить тем, кто хочет сменить колею.
В
Фотографии с сайта http://www.photostranger.com/gallery/gallery_russia/veliky_novgorod/imagepages/aimage22.htm
