В 

В 

Когда общество движется на автопилоте, в общем-то, не очень важно, кто у руля. Войну на ровном месте не объявляет, и ладно. Кризис меняет требования к лидерам. Это исторический вызов, на который автопилот не отвечает. Ответ должна сформулировать элита, мировая и национальная. При этом сразу становится виден ее масштаб, степень соответствия или, в данном случае, несоответствия историческому вызову.

Недавно у нас была возможность наблюдать всю мировую политическую элиту вместе — лидеры 20 стран сообща и порознь демонстрировали свое видение ситуации и свой рецепт лечения кризисной болезни. При всей ущербности и ограниченности любых исторических аналогий они все же неизбежны и полезны. Великая депрессия, завершившаяся созданием Бреттонвудской системы и ее творцы — Рузвельт и Черчилль. Деколонизация мира и де Голль. План Маршалла. Фултоновская речь. Вот масштаб ответов и ответчиков на вызовы полувековой давности. При всех ошибках тогдашних лидеров,В  очевидных для нас, знающих итоговый счет тогдашних игр, трудно отрицать то, что называется классом игры, уровнем индивидуального политического мастерства, масштабом личности.В  Глобальное и небанальное видение проблем, ясная, порой блестящая логика выступлений. Та же Фултоновская речь построена как римская дорога — на прочном фундаменте и в стратегическом направлении.В  И вЂ” сегодняшние. Вот Дмитрий Медведев выходит во время саммита выступать перед слушателями Лондонской экономической школы. Говорит о фундаментальном: В«На наших глазах разрушена прежняя парадигма ответственности: государству принадлежала функция обеспечения безопасности, бизнес должен был решать сугубо экономические задачи, ну а о нравственных вопросах, о морали заботились структуры гражданского общества. Нынешний кризис показал, что такое деление несовершенно. В нормальной жизни все эти темы должны быть взаимоувязаныВ». И дальше рассуждения о том, как плохо бывает, когда бизнес зациклен на деньгах.

Когда подобного рода причитания исходят из уст обывателя — это нормально. Когда такие речи произносит областной начальник, утверждающий, что за безопасность граждан и уборку снега должны отвечать все и в том числе критикующие его журналисты — это немного противно, но терпимо. От одного из политических лидеров современности уместно ожидать изложения хотя бы в общих чертах того, как он видит В«новую парадигму ответственностиВ». Видимо, государство должно утратить монополию на обеспечение безопасности, делегировав, например, часть функций защиты границ и борьбы с преступностью структурам гражданского общества и бизнеса. Конкурс на охрану метра госграницы будет неплохой. А вопросы морали, видимо, должны взять на аутсорсинг коммерческие структуры. Интересно, все или опять избранные? С экономикой как раз все понятно. Медведев еще до своей лондонской речи объяснил Фридману, а заодноВ  и миру, что банки, например, не вправе требовать свои данные в долг деньги, если это противоречит некоторому моральному кодексу строителей новой России, причем толковать данный не известный никому документ уполномочены исключительно первые лица государства.

Впрочем, грешно смеяться над убогими. Тип мышления, производящего такие тексты, как лондонская речь Медведева, очень метафорично описал Мераб Мамардашвили в одной из своих лекций. Он говорил, что у таких людей волосы растут внутрь черепа. Поэтому мысли путаются в волосах и не могут встретиться друг с другом. Поэтому мышления как такового не получается. Коротенькие отдельные мысли — это пожалуйста. Типа В«мочить в сортиреВ» или В«свобода лучше, чем несвободаВ». А всякие там посылки-выводы при том устройстве головы, которое характерно для большинства представителей современного политического класса, это вещь совершенно невозможная. И это характерно не только для наших суверенных политиков.

Карл Поппер придумал критерий ценности высказывания. Называется критерий фальсифицируемости. Если текст имеет нулевую ценность, то его никто не будет фальсифицировать, то есть опровергать. Волга впадает в Каспийское море. Дважды два четыре. Свобода, опять же, лучше, чем несвобода. Все это правда. Но банально, поэтому не очень ценно. Высказывания Лобачевского или Эйнштейна вызывают в момент произнесения яростное желание их опровергнуть, фальсифицировать. Оговорюсь, что всякие глупости, сказанные по неграмотности или по долгу службы, вроде недавнего заявления Шувалова, что Россия к 2011 году станет самой привлекательной страной для проживания, вот такие высказывания под критерий Поппера не подпадают. Одного только незнания географии и арифметики недостаточно, чтобы считаться гением. Вернемся к современным политикам. Я протестировал на предмет фальсифицируемости текста некоторые выступления современных мировых лидеров. Увы! Не Эйнштейны и не Лобачевские. Резкий скачок вниз по сравнению с поколением середины прошлого века и даже его конца. Внутри поколения разброс есть, но не кардинальный. Класс речеиспускания у западных выше, чем у наших. Но масштаб политического мышления примерно на том же уровне. Продолжая сравнение с лидерами-устроителями того, послевоенного, мира, приходится признать, что нынешняя двадцатка недотягивает по совокупному политическому весу до тогдашней тройки. Двадцать мышей все равно легче трех слонов.

В чем причины измельчания современной политической элиты?

Возможно, свою роль сыграли три взаимосвязанных обстоятельства.

Во-первых, в политическое поле современности агрессивно вторгся и сильно его деформировал чужеродный элемент под названием PR, младший брат рекламы. И такой же наглый и мускулистый. Подобно тому, как поле рекламы деформировало медийное и журналистское поля, подчинив их себе, так и PR подчинил своей логике политическое поле. Черчилль видел разницу между государственным деятелем и политиком в том, что политик ориентируется на следующие выборы, а государственный деятель на следующие поколения. Законы пиара выталкивают из политики государственных деятелей. Постоянная забота об имидже и рейтинге — плохой фон для принятия стратегических решений.

В 

В 

Один из краеугольных камней нынешнего кризиса — противоречие между глобальной экономикой и национальными политиками. Если исключить вариант нового экономического средневековья, то выход из кризиса один — глобализация политики. А это в переводе на русский означает частичный отказ от государственного суверенитета. Можете себе представить, нет, даже не Медведева, а например, Обаму, который привезет избирателям такую новость: я, мол, во имя выхода из кризиса решил пожертвовать частью нашего с вами суверенитета. Страх быстрого летального политического исхода парализует политическое мышление. Во всяком случае, стратегическую его часть. В нем сегодня доминируют позитивные глянцевые рекламные слоганы, лишенные реального содержания. Армия политтехнологов, пиарщиков и спичрайтеров нивелирует современных политиков, превращая их в манекенов, говорящих банальности.

Вторая причина — вырождение экспертного поля. Современный маргинальный гуру Нассим Талеб, автор знаменитого В«Черного лебедяВ», в числе первоочередных мер спасения мира предлагает запретить Нобелевскую премию по экономике. Я противник всяких запретов, тем более что бодливой корове Бог рогов не дает, но мотивам данного предложения сочувствую. Помимо того, что Нобель по экономике деформирует структуру общественных наук, создавая ложное впечатление экономикоцентричности общественного устройства, поскольку по экономике Нобель есть, а по социологии не бывает. Практика вручения этой премии страдает пороком медиатизации. Чтобы получить Нобеля по экономике, в последние годы было достаточно вести колонку в какой-нибудь большой американской газете. В России порок медиатизации общественных наук проявляется особенно карикатурно. Телевизор и таблоиды родили В«главного политологаВ» Маркова, В«философаВ» Дугина, В«социологаВ» Федорова. Российские обществоведы, не говоря о мировом научном сообществе, не знают, кто эти люди и в чем их вклад в науку, но в общественном мнении, в т.н. экспертном поле, обслуживающем власть и дающем ей советы, они имеют вес. Повторюсь, российская ситуация карикатурна, но тенденция глобальна: отбор в В«признанные экспертыВ» идет не столько по научным критериям, сколько через фильтр телегеничности и умения говорить рекламными слоганами.

И, наконец, третья причина измельчания современного политика — атрофия политической мускулатуры в результате интерпретации конца холодной войны как В«конца ИсторииВ». Спасибо отдельное Фукуяме. Всем расслабиться. Объявляется триумфальное шествие демократии и рынка по планете. Неуклонный экономический рост плюс рост потребления. Даже 11 сентября не стало основой для серьезной политической рефлексии, а лишь поводом для обиды, ожесточения и торжества простых решений. Мир после холодной войны породил поколение политиков-лайт, гламурных политиков облегченного типа. Они хорошо смотрятся в тусовке, но плохо приспособлены к тяжелой политической работе. К той работе, которую требует для своего преодоления нынешний кризис.

Фотографии с сайта www.kremlin.ru

В