Я не горжусь своей неприязнью к гей-парадам,
но и не хочу этого стыдиться
Вот уже несколько лет раз в году некоторые из нас,В правозащитников и журналистов,В совершают акт мазохизма: едут в предполагаемое местоВ так называемого гей-парада. Там, помимо тьмы-тьмущей ОМОНа и представителей прессы, мы видим людей, с которыми обычно не встречаемся и за год успеваем их подзабыть. Эти люди не дадут нам стать гомофобами, как бы ни относились мы к секс-меньшинствам. Это специфические люди,В вышедшие в этот день на улицу с одной, выстраданной и вожделенной целью — В«избить пидорасаВ». Ну или хотя бы унизить его и оскорбить. Или,В в отсутствие такового, — избить или унизить тех, кто на него похож, или, на худой конец, тех, кто проявит к пресловутому "пидорасу" нечто вроде сострадания. Именно в этот день, когда разрешили, когда одобряют, — с осознанием своей абсолютной правоты и относительной безнаказанности.
Они, эти странные люди, выглядят по-разному. Они бритые и в тяжелых ботинках. Они — женщины в длинных юбках и с покрытой головой. Они — прыщеватые пацаны, которым представился случай кого-нибудь прилюдно пнуть. Вот на картинке ниже две девушки. С одной эти люди сорвали радужный значок и играли им в футбол в кольце ОМОНа, облили ее какой-то дрянью.
Затем вторая девушка начинает ее прогонять и оскорблять,
одновременно снимая это на камеру:
А мне — хватит увиденного,В чтобы держать удар в стычках со своими коллегами, оппозиционерами и правозащитниками либертарианского толка. Для того чтобы по мере сил спокойно отбиваться от их обвинений в фашизме, объяснять, что я имею право высказывать свою точку зрения на гей-парады, не боясь того, что тут же заработаю клеймо НЕ-либерала и НЕ-демократа. Потому что моя точка зрения — такая. Потому что она — моя. Потому что я имею право руководствоваться как личными предубеждениями, так и политическим моментом, а отнюдь не только страхом перед их неодобрением. Да, я считаю, что гей-парады не нужны.
В
Неприятие коллегами-либертарианцами отличной от их собственной точки зрения иногда кажется мне в чем-то схожим с упоенным восторгом людей в высоких ботинках и православных платках на Тверской: дождемся неправильного человека — и как сунем ему поддых! Чтоб в одно мгновение правильным стал. Они думают: раз он другой — он не человек. Коллеги говорят мне: если ты сомневаешься в нужности гей-парадов — ты не демократ, не либерал, не правозащитник. Но мне и не ценны эти титулы. Я даже не выбираю своим лозунгом В«права человека превыше всегоВ». Правильной я считаю ту грань, где права конкретного человека уравновешены интересами народа, или В«родаВ»,В если хотите, — и поэтому мы называем себя либерал-патриотами.
Навязчивое тыканье меня носом в либеральные ценности вызывает против этих ценностей некоторое раздражение. Наверное, ошибочное, поскольку раздражение-то на самом деле не против геев и не против ценностей — оно против радикалов, агрессивно эти ценности пропагандирующих и плодящих своим максимализмом противников там, где можно было бы мягко увещевать — и находить сторонников. Позволяя человеку, не ломая через колено своего мировоззрения, стать толерантней.
Но оппонентам-радикалам нужно всё и сразу. Гомофоб? Покайся! Иначе — фашист! И уже не геи, а либералы-радикалы раскалывают общество, либо, как минимум, удовлетворенно наблюдают за расколом, получая удовольствие от своей раскрепощенности и бескомпромиссности. Оставаясь в торжественном одиночестве и не очень прислушиваясь к общественному мнению — и тем самым не помогая геям, а практически делая их заложниками своей бескомпромиссной позиции.
Они меня пугают. Не так, как странные люди на Тверской, но все же. Закрыв глаза, я вполне могу представить себя на месте повернувшейся спиной девушки, а мой коллега-либертарианец занесет ногу для пенделя под одобрительное улюлюканье остальных:В В«Гомофобы! Гомофобы! Гоните их!В»
И я хожу раз в год на место объявленных гей-демонстраций, чтобы еще раз напомнить себе: есть люди, которые поступают совсем плохо, много хуже, чем либералы. Поэтому по большинству вопросов — я рядом с ними, а не со странными людьми.
В этой связи у некоторых демократических активистов возникла полушуточная-полусерьезная идея написать декларацию прав В«гомофобовВ». Гомофобов-нас, а не гомофобов на парадах. В«Да, мы — гомофобы. Мы — в меньшинстве, но это не значит, что у нас нет прав быть такими, какие мы есть. Вы называете нас фашистами, но мы не причиняем никому вреда, мы всего лишь живем так, как живем, и хотим свободно высказывать свою точку зрения. Кто-то из нас родился таким, других — воспитали общество и семья,В третьи — стали такими по религиозным убеждениям.В Мы просим не считать то, что вы называете гомофобией, — болезнью. Мы не просим нас любить, но мы требуем не оскорблять нас, уважать нашу позицию и оставить за нами право на мнение. Мы не нарушаем закон и ваши права, поступайте аналогично, даже если мы вам не нравимсяВ».
В
В
Именно так. Я не горжусь своей неприязнью к гей-парадом, но и не хочу этого стыдиться. Если это болезнь — я буду выздоравливать, и болезнь уйдет вместе с постепенным освобождением от гомофобии моего общества. Но произойдет это не от окриков и не от навешивания ярлыков. Я слышу в ответ: такие, как ты, одобрительно кивали, когда евреев отправляли в печи. Я пожимаю плечами. Да нет, я не киваю, когда запрещают гей-демонстрации. Я встаю на пути у того, кто обижает слабого. Я поеду к задержанным гей-активистам, в отношении которых нарушен закон, и буду требовать соблюдения законности.
В
Но оставьте мне моё право сказать: мне не нравится гей-парад.
Оставьте мне право сказать: я не хочу, чтоб мои дети принадлежали к
меньшинствам. Оставьте мне мой страх перед В«инымВ», перед жуткими людьми из
фильмов Альмодовара — если я разберусь с ним, то без ваших обвинений в фашизме.
Оставьте людям, не навешивая на них ярлыков В«фашистВ» и В«либералВ» (между
которыми, на взгляд радикала, не существует никаких переходных позиций), самостоятельно
решать, что есть благо для общества, а что для него — зло.
Сказанное — не единственная причина моего хождения на "прайды". Мы
ходим туда работать — делать фотографии и видео. Мы ходим туда с намерением
защитить, если будет нужда, всех, кто в этом нуждается. Мы ходим, чтобы
продемонстрировать: точка зрения агрессивной шовинистической гопоты — не
единственная в обществе. И, к слову, мы видим, что количество этой самой ликующей
гопоты с каждым годом идет на убыль. И это — внушает надежду.
А что до запретов гей-демонстраций (не хочу и не буду впредь,В кстати, называть их парадами или прайдами) — они, как говорила я не раз, незаконны.
В
И еще я подумала, стоя на Тверской: если не лень,В если есть силы и политическая воля стянуть в центр города войска, десятки единиц техники, ОМОН из областей — так почему же не внести в действо одну маленькую поправку: не запустить в плотное кольцоВ В«блюстителей порядкаВ» несколько десятков гей-активистов и не дать им заявить о своих правах? Мне кажется, ничего бы принципиально не изменилось. Зато Россия стала бы чуть ближе к демократии. На пути к которой далеко не всё легко и приятно.