В
Заходите в наш шатер,
Летчик, слесарь и шахтер!
Мы дискуссию затеем —
Всех отправим на костер! Лев Рубинштейн
13 июня на IV Международном открытом книжном фестивале в ЦДХ интернет-издание В«Грани.РуВ» провело круглый стол под названием В«Почему молчат ягнята? Интеллигенция, кризис и власть чекистовВ». Организаторы отмечали, что круглый стол проходит в год 100-летия сборника В«ВехиВ» — впрочем, об оном сборнике никто из выступавших не вспомнил. О кризисе тоже не очень-то вспоминали. Под ягнятами, по всей видимости, подразумевалась именно интеллигенция, однако участники круглого стола в В«Интернет-шатреВ» на задворках ЦДХ по большей части уходили от этой темы, сбиваясь на разговор о том, почему вообще наш народ молчит.
Разумеется, нельзя было не поговорить о том, как вообще все плохо вокруг. Открывший круглый стол главный редактор В«Граней.РуВ» Владимир Корсунский сходу описал тревожную ситуацию, которую вроде как все понимают (но молчат): страна В«готовится к войне, готовится к репрессиям, закрывается для мира и мечтает о том, чтобы вновь стать мировой империей со всеми вытекающими отсюда последствиямиВ». И далее в течение часа с лишним часть выступавших отвлекалась на описание происходящего в стране, пытаясь понять, совсем все ужасно или не совсем.
В
Чуть ли не единственным, кто предложил одно, но внятное объяснение молчанию интеллигенции, был поэт Лев Рубинштейн. Он вспомнил историю, как еще в начале первого процесса над Ходорковским русским писателям, находившимся в Париже на книжном салоне, некая французская активистка предложила подписать письмо о признании предпринимателя политзаключенным. Тогда один из приехавших на салон литераторов, более известный как театральный человек, сказал: В«Ребята, ну не модно сейчас эти письма подписывать!В» Категория моды, как стало ясно Рубинштейну, действительно играет здесь большую роль: В«Тип протестного поведения для большой части вполне нормальных, грамотных, в общем-то, порядочных и образованных людей считается жутко немоднымВ». Возможно, это объясняется неприятием идеологии предыдущего поколения с его В«Возьмемся за руки, друзья!В» Как бы то ни было, и раньше многое держалось на моде: так, в 1970-х в моде у молодежи было В«эстетическое, этическое и всякое презрение к тому, что потом стало называться совком. В известной степени, эта самая цветущая мода и развалила советскую власть. Сейчас мы видим немножко другую моду — моду на конформизмВ». Рубинштейн предложил утешаться тем, что одно из хороших свойств моды в том, что она проходит, но заметил, что иногда случаются и необратимые вещи.
Остальные же выступавшие если и пытались найти причину молчания, то искали ее где-то вовне интеллигенции. Некоторые переносили (впрочем, не без оснований) вину на власть. Так, адвокат Елена Липцер хоть и отметила, что на новый процесс против Ходорковского и Лебедева приходят очень разные люди и на них производит впечатление, как активно защищают себя обвиняемые, но признала, что люди видят и другое: тюремный срок адвокату Михаилу Трепашкину, убийство Станислава Маркелова, многочисленные случаи избиения журналистов и правозащитников. В«Как можно рассчитывать на то, что у людей вырастет гражданская активность и они будут больше выходить на те же Марши несогласных, если Марши несогласных разгонял ОМОН? Власть делает все для того, чтобы люди молчалиВ».
В
О действиях власти, которые становятся причиной молчания, очень много говорил и сотрудник Института социологии Сергей Чесноков. В«Все институты общества – абсолютные муляжи. По поводу любых подготовленных нами позиций противостояния вроде выходов на марши, разговоров, демонстраций, не должно быть никаких иллюзий: никакого эффекта от массовых выступлений не будетВ», – сразу разрушил он все надежды. А молчание и пассивность – это, по его мнению, всего лишь естественный ответ людей на поведение власти: В«Наши люди, как и в советское время, очень быстро поняли двухслойность языка и идентифицируют себя с тем слоем, где просто происходит жизнь, а не борьба. Жизнь, где человек воспитывает детей и делает свое делоВ». При этом идеологическая политика власти привела, по словам Чеснокова, к чудовищным коммуникативным разрывам в обществе, которые не могут быть преодолены: В«Это разрывы между врачами и пациентами, между военными и гражданскими, между гомосексуальными меньшинствами и остальными людьми, между тюремным сообществом и остальным обществом. Государство объявило своей собственностью, то есть полем государственных интересов все отношения людей с социумом, хоть немножко удаленным от персонажаВ».
Вместе с тем Чесноков привел еще одну причину молчания – довольно важную, однако ей, как кажется, участники круглого стола не уделили должного внимания: у нас отсутствует внятная констатация происходящего, потому что мы привыкли к традиционным образам: образу дьявола-тирана, уничтожающего людей, как Гитлер в газовых печах или Сталин в лагерях ГУЛАГа, образу жестокого чиновника. А между тем генерация, которая пришла к власти сейчас, это люди совсем другой природы, они не прибегают к массовым репрессиям, а устраняют противников иными, более изощренными способами, и их действия требуют отдельного осмысления.
В
Поиск причин молчания в действиях власти неизбежно уводил в разговор об исторических предпосылках и особенностях. И сам Чесноков говорил об обществе, жившем в рабстве, причем не только в эпоху большевиков, но и в царское время. И Корсунский объяснял нежелание выходить на Марши несогласных, отсутствие солидарности и общей ответственности тем, что до этого людей целый век истребляли. Он же говорил и об отсутствии у общества и отдельного человека инстинкта самосохранения: В«Что-то такое происходит со страной, когда это делают непонятно какие люди, а ты за это не отвечаешь, ты не являешься субъектом истории, происходит что-то отдельно от тебя, какой-то папа, какой-то воспитатель указывает, что делатьВ».
Звучали и, увы, неизбежные тезисы о склонности нашего человека к бездействию. Так киновед Юрий Богомолов, один из авторов недавнего письма кинематографистов о беззаконных действиях Никиты Михалкова, начал было разговор о молчании своих коллег и нашел ему вполне понятное, хоть и печальное объяснение. Если в середине 1980-х, когда кинематографисты вдруг обнаружили гражданское сообщество и гражданскую позицию, В«мы были как на войне, а во время войны консолидации добиваться легчеВ», то сейчас В«у нас как бы мир, а когда мир, сложнее межличностные, межгрупповые, межклановые отношения, и поэтому все рассыпается, и не надо тешить себя надеждой, что возможен новый Пятый съезд кинематографистов Советского СоюзаВ». Однако и в ходе выступления, и в беседе с корреспондентом В«Ежедневного журналаВ» Богомолов свел разговор к культурным, историческим и чуть ли не генетическим причинам. Вся история России – это серия неудавшихся рывков, а в любом рядовом человеке силен патерналистский ген, что объясняет, почему кинематографисты, первыми вышедшие в рынок, первыми же запросились под сильную руку и выбрали начальником Михалкова.
Когда молчание и бездействие объясняют тем, что такая уж у России история и судьба, или тем, что такой уж у России народ, и что после любого рывка опять наступит падение, возникает вопрос: надо ли в таком случае понимать, что любые разговоры и любая борьба в принципе бесперспективны, поскольку все предопределено заранее? Богомолов в ответ на это привел цитату из шварцевского В«ДраконаВ»: В«Когда жизнь кажется сломленной, она вновь поднимает головуВ». Это должно, видимо, означать, что предел еще не наступил, что еще не приперло. Вот только можно ли оправдывать этим нынешнее молчание?
В
Ощущение, что разговор зашел в тупик, стало особенно отчетливым во время выступления архитектора Евгения Асса. Он предложил всем осознать, что, собственно, значит молчать или не молчать. В«Призывать быть гаммельнским крысоловом — это молчать или не молчать? Нужно действовать в рамках Конституции или сразу начинать выступать против Конституции? Звать на Марши несогласных, заведомо зная, что это не приведет ни к какому результату, или выбирать какой-то иной способ активности?В» Асс отметил, что в России существует извечная проблема с гражданской ответственностью каждого человека: В«Кто возьмет на себя, кто поведет, кто напишет письмо от собственного имени?В» Групповая ответственность у нас, по мнению Асса, исторически гораздо распространеннее персональной, и непонятно, кто вообще готов взять на себя что бы то ни было. Кроме того, даже если не молчать, а говорить, чем, собственно, и занимались участники круглого стола, взаимопонимания с властью все равно не будет, поскольку под одними и теми же словами — В«КонституцияВ», В«свобода совестиВ», В«демократияВ» — продвинутая часть общества и власть понимают совершенно разные вещи. Поэтому, по словам Асса, важно понять, какую форму должна иметь речь для того, чтобы она была услышана, в особенности, если власть не готова ни слушать, ни вообще что-либо услышать. На это из зала стали говорить, что как раз Марши несогласных и есть эта самая форма. Асс с таким мнением не согласился, поскольку участников Маршей тоже никто не слышит. Он добавил, что В«было бы смешно думать, что сто тысяч подписавшихся под письмом в защиту Светланы Бахминой оказали какое-либо воздействие на властьВ». Впрочем, Асс не взялся ответить, какие именно соображения подвигли власть на принятие решения об освобождении Бахминой.
Здесь можно вспомнить еще одну проблему, о которой на круглом столе почти не говорили – проблему адресата. Из выступления Асса можно сделать вывод, что предполагаемый адресат – власть. И Владимир Корсунский перед закрытием мероприятия спросил, нет ли у кого из собравшихся идей, как можно прочистить уши власти. Это, однако, вызвало недоумение у публики: ее явно в большей степени интересовало прочищение ушей народонаселению – именно потому, что власть не слышит и не хочет ничего слышать.
В
О возможности просвещать народонаселение упоминала директор программ фонда В«Открытая РоссияВ» Ирина Ясина, когда говорила о его нежелании решать социальные проблемы: В«Людям нужно просто показать, что надо не сидеть тихо, а двигаться, что это работает, и только так мы достигнем какого-то результатаВ». Но и на этом важнейшем компоненте проблемы участники дискуссии не особенно заострили внимание.
Тут поневоле согласишься с зашедшим в шатер Константином Мерзликиным, заместителем председателя президиума Российского Народно-Демократического Союза Михаила Касьянова. Мерзликин хоть и не взялся ответить на вопрос о причинах молчания и вообще был склонен несколько раз повторять одни и те же вполне понятные мысли, но все же он вполне по делу обвинил интеллектуальную элиту, а заодно и бизнес-элиту, в том, что они осознают степень проблемы, но прикрываются соображением, что В«народ не готов к демократииВ». Тем самым они дистанцируются от этого самого народа и вплетаются в ткань лояльности к власти, чтобы жить спокойно и мирно и решать свои бытовые и В«квазидуховныеВ» задачи. В«Зеркальным отражением этой чисто лоялистской позиции, — продолжил Мерзликин, — есть позиция квазиреволюционная: в результате кризиса народ, в конце концов, изголодается и будет вынужден смести эту власть,В после чегоВ вдруг станет готов к демократии, и настанут какие-то счастливые времена, и мы будем жить, как в Европе. Обе позиции, на самом деле, предполагают, что ничего не надо делать, и являются признанием своеобразной трусости и неспособности к какому-либо действию, даже если оно связано с элементарной интеллектуальной работойВ». Вместо этого, по мнению Мерзликина, упомянутая элита должна была бы начать формировать общественное мнение и создать спрос на свободу, который сам по себе возникать не будет, поскольку требует определенного интеллектуального, духовного напряжения. Без наличия давления со стороны общественного мнения у власти нет никакой мотивации для изменений, но если элита, прежде всего интеллектуальная, не выполняет своей сдерживающей функции в страшном раскачивании маятника, то он дойдет до края.
Нельзя сказать, что вопрос, которому был посвящен круглый стол, остался совсем без ответа. Однако в результате не возникло никакой цельной картины и даже ощущения о понимании участниками дискуссии и слушателями, в чем в действительности состоит проблема и как с ней бороться. Возможность собраться в центре Москвы и поговорить обо всем этом (правда, перед аудиторией лишь в несколько десятков человек) – это, конечно, неплохо. Но в условиях необходимости консолидации общества перед лицом вполне конкретных и местами довольно страшных проблем, как представляется, несколько неуместно отделываться рассуждениями о нежелании народа бороться или об исторических предпосылках сегодняшнего молчания. Тезис о том, что молчание обусловлено действиями власти, убедителен, но и он вряд ли должен служить оправданием для так называемой активной части интеллигенции, как бы тонок ни был этот слой. Откровенно жаль, что затронутый Евгением Ассом разговор о неэффективности Маршей несогласных и подписей не получил должного развития. Хотя важно отметить слова Ирины Ясиной о том, что в ситуации, когда у людей не осталось никаких бастионов обороны, когда нет суда, нет правоохранительных органов, нет выборной демократии, а есть только чувство собственного достоинства, важны участие и любой, хотя бы самый незначительный поступок каждого человека. Остается надеяться, что это понимание рано или поздно придет и к другим – тем, кто пока молчит.
В
Скриншоты с сайта Грани ТВ
Так кто безмолвствует-то?
