Рефлексы
Давеча футбольный ЦСКА вышел в финал Кубка УЕФА, что прекрасно.
Ближе к концу матча, когда положительный контекст стал совершенно очевиден, зоркая на начальство телекамера, как обычно, выхватила в полутьме VIP-ложи несколько знакомых фигур.
Ну, разумеется.
Путин по телефонной команде Юмашева явился в двухтысячном на последний сет «Кубка Кремля» в Олимпийском – отмашка была дана в тот момент, когда Кафельников начал несомненно выигрывать… Команде Путина очки были нужны не меньше, чем Кафельникову, и дорогого Владимира Владимировича повезли на трибуны для закрепления в лабораторной всероссийской собаке условного рефлекса: там где Путин – там победа.
(Найдите, кстати, десять отличий. Борис Николаевич на теннис ходит все время – сидит злой и страшный, когда наши проигрывают; когда выигрывают – может от радости полезть через перила, к восторгу французских телевизионщиков и ужасу Наины Иосифовны… Путин же на моей памяти приехал на теннис пару раз, строго по работе: подпитаться положительным контекстом. Юмашев велел).
Сильное впечатление на россиян произвел и приход на матч с Уэльсом, перед выборами в Государственную Думу, группы «единороссов» во главе с Грызловым. Связку Хохлов-Сычев в тот день показывали реже, чем Грызлова-Шойгу, но футболисты, вредители, так и не забили, и лабораторная всероссийская собака почувствовала недоумение.
Как же так: Грызлов-Шойгу есть, а победы нет?
Но речь не об этом.
…Давеча ЦСКА все-таки победил. И натренированная телекамера федерального телеканала быстро нашла в VIP-ложе нужных людей. Поскольку в текущий момент особой практической необходимости усиливать в лабораторной собаке положительные условные рефлексы не нашлось, Грызлова в ложе не обнаружилось. Были, впрочем, другие, и комментатор федерального телеканала «Спорт» всех их узнал.
Почти всех.
– Вот, – сказал он, – Шойгу, Фетисов, Шанцев… Другие известные люди.
Никаких других известных людей в этот момент в кадре не было, кроме Колоскова – многолетнего, но теперь уже бывшего начальника всего российского футбола. Его-то фамилию комментатор и не смог выговорить в прямом эфире.
Не знаю, как фамилия самого комментатора. Не важно. Важно, что еще год назад, и пять лет назад он бы Колоскова узнал, а пятнадцать лет назад с него бы и начал перечисление…
Грустно.
Не за Колоскова, разумеется.
Нам разрешили свободу, но забыли дать достоинство. И речь тут не о начальстве. Оно, в сущности, потому и стало начальством, что не имеет об этой материи никакого представления. Какой спрос с Грызлова? Посмотреть только раз в лицо и перекреститься. Эти персонажи – отрезанный ломоть, но мы-то что?
Чем рискнул бы комментатор, назови он фамилию Колоскова?
Да ничем.
Но у него тоже рефлекс, и не исключено, что наследственный. Язык отказывается выговаривать вслух опальные фамилии. Страшно подумать, сколько поколений и каким образом государство вырабатывало этот рефлекс в его предках.
Но наши предки – дело прошлое, а теперь уже мы сами понижаем планку профессии, вкуса, просто планку недозволительного… Мы делаем ее такой низкой, что детям надо будет согнуться в три погибели, чтобы соответствовать нашим карликовым понятиям.
Комментатор! Я тебя умоляю: увидишь в следующий раз на трибуне Колоскова, так и скажи: Колосков! Обещаю тебе, все будет хорошо.